Покров Шута. Двойное отражение (СИ)

— Он вернётся с ещё одним ребёнком, — жалобно простонал Аллен, надеясь на соответствующее утешение, которое будет чем-то большим, чем пустые заверения, что всё будет хорошо.

— Ребёнком меньше, ребёнком больше… Какая разница?

Это не было тем, что хотел Аллен. А Тики был слишком отвлечён самим Алленом, его телом и близостью этого самого желанного тела, чтобы подумать и ответить на самом деле серьёзно.

Аллен гордился своей левой рукой, особенно в такие моменты, когда мог сжать плечо Тики до хруста костей и очень серьёзно поглядеть ему в лицо. Очень серьёзно, приблизиться, убедиться, что его слушают, и проникновенно прошептать:

— Даже не смей так шутить при моей чистой силе! Если она устроит мне новый декретный отпуск… я сверну тебе шею и затолкаю в задницу мяч, чтобы ты с ним в животе походил и понял, как, чёрт возьми, это весело! Ты понял?

— Это звучит так, словно ты не доволен своими детьми…

Аллен рыкнул, ударяя Тики по рёбрам и опрокидывая и его, и себя на пол. Ни один из них с таким обращением проблем не имел, и Аллен, оказавшись верхом на лежащем Ное, жадно впился в его губы, требуя, наконец, того, что они оба так желали последние дни — внимания и любви. Скользнул языком между раскрывшихся губ, щекоча, потянулся к небу и вступил в небольшую схватку с чужим языком за доминирующую позицию, жадно прижимаясь всё ближе, царапая тёмными когтями пол и вдавливаясь пахом в живот Тики. В низу живота привычным, но таким долгожданным узлом скручивалось в горячий клубок желание. Руки сжимались в кулак, раня ногтями себя, и с силой упирались в пол в поисках дополнительной, надёжной опоры. Языки жадно переплетались, приоткрытые, затуманенные глаза вряд ли что-то видели в этот момент из-за мутной пелены заполняющего его тело желания.

Но воздух когда-то должен был кончиться, и, стоило Аллену с всхлипом приподнять лицо, разъединяя влажные губы, как он встретился с решительно блестящими глазами Тики, всего на миг, чтобы опять утонуть на маленькую вечность. Он даже не успел вдохнуть, как рука больно дёрнула его за волосы, вжимаясь в затылок, заставляя вернуться к прерванному занятию.

И Аллен пытался вдохнуть через нос, через рот, при этом не останавливаясь, будто желая действительно пожрать Тики или выпить его душу, его тёмную сущность, хоть что-нибудь. Издавая уже совершенно неприличные и вряд ли вполне человеческие звуки, проникая в рот мужчины снова и снова.

Только жалобный, протестующий стон вырвался из его рта, когда Тики вдруг резко перевернулся, опрокидывая его спиной на пол и вышибая последние капли воздуха, остававшиеся в лёгких. И Аллену не оставалось ничего, кроме как, широко распахнув рот, жадно вдохнуть, выдохнуть, вдохнуть ещё раз. И ещё раз.

Его больше не целовали – Тики, опираясь о пол и нависая над ним, решил обратить внимание на прочие части тела. Зрение прояснялось медленно, гораздо медленнее, чем другие, обостренные чувства, диктовавшие Аллену, что он уже остался без рубашки, и холодный сквозняк свободно обдувает горячую кожу, и такие же горячие губы покрывают его грудь легкими, едва касающимися поцелуями. Один миг, обжигающее, мягкое касание - и вновь холодный воздух подвала и касание уже в совершенно другом месте, чуть более сильное, чуть более откровенное, но такое же краткое. И по новой: невесомое, влажное касание кончика языка под ключицей, вызывающее неконтролируемую дрожь.

В подвале всегда было так темно, так холодно и так…

— Тики, не.. не здесь!! — рассудок таки напомнил Аллену о главной их ошибке.

— Все заняты, Малыш. Очень заняты, — хрипло пробормотали ему в ответ, как будто и не понимая, в принципе, о чём именно он сам говорит. Пальцы Тики скользнули ниже, к подтянутому благодаря постоянным тренировкам животу, и следующий поцелуй, коснувшийся нежной кожи, был уже куда более долгим, тягучим и откровенно требующим сохранить о себе память в виде красной метки. Аллен закусил губу, уже не понимая толком, чего и о чём он беспокоился до этого. Горячий, влажный язык очертил круг вокруг пупка, заставляя Аллена упереться в пол локтями и затылком, блаженно улыбаясь, и Тикки рванул-таки штаны с его узких бёдер. Конечно, юноша приподнялся, помогая ему в этом ответственном деле и облегчённо вздыхая, когда его эрегированная плоть оказалась освобождена от плена слишком узкой тряпки. Контраст его внутреннего жара, создаваемого почти кипящей кровью, и холодным полом, сейчас даже кажущимся сырым, только лишь увеличивал желание. Желание дёрнуть уже Тики на себя и слиться с ним во что-то совершенно иное и абсолютно не приличное, единое и куда более настоящее, чем он один, со своими внутренними конфликтами и переживаниями.

Они оба были так безнадёжно повреждены.

Они оба были так безжалостно разделены внутри себя и снаружи в этом мире, что желание тянуться друг к другу пересиливало любые доводы разума ещё в те времена, когда они ничего не знали друг о друге!

— Иди сюда, Тикии!!