Покров Шута. Двойное отражение (СИ)

— И упаковать хорошенько. В пять слоёв, чтобы сбежать успеть, — добавил Эван, забирая рисунок.

— Угу. Ладно. Забудем об этом, вставай, ребёнок, и пошли спать. Ты то спать хочешь?

Юный художник с энтузиазмом закивал.

В кровати Аллен оказался раньше Тики. Тот ещё разбирался с детьми, укладывая их спать, а Аллен уже зарылся в подушку лицом и кайфовал, раздумывая над тем, откуда у Тевак столько энергии и желания творить добрые дела.

— Как бы она ремонт ручной большой устроить не вздумала, — пробормотал Аллен, услышав, как скрипнула дверь спальни.

Тихие шаги Тики в его положении почти не улавливались.

Вскоре, впрочем, кровать просела от тяжести, и рядом растянулось тело, от которого так и тянуло прохладой и свежестью. Похоже, кто-то принимал душ.

Аллен тут же потянулся, подполз осторожно, уткнулся в плечо мужчины и снова счастливо вздохнул.

— Может, она решит вообще отдельное жильё подыскать? И там ремонты устраивать? — отозвался Тики, обнимая Аллена и начиная ласково перебирать волосы.

— Как мы без них-то проживём?

— И как она без детей?

И оба снова замолчали, уютно наслаждаясь тишиной, покоем и обществом друг друга до тех пор, пока Тики не сообразил, что ему слишком холодно, и под недовольное ворчание Аллена не полез под одеяло.

— Прекрати менять положение!

— Я тебе что, подушка?

— Ага, набитая костями, — Аллен прикусил кожу между рёбрами и тут же оказался опрокинут в сторону.

Тики демонстративно отвернулся, укрылся и устроился спать.

Собственно, они оба слишком вымотались за последнее время и оба хотели спать, и у Аллена были планы лишь на утро, но…

— Эй, я что, должен спать в одиночестве?

— Если планируешь спать на улице, то да. В противном случае в доме полно народу. Какое нахрен одиночество?

Уолкер обнял Тики, снова прижимаясь.

— Спать надо, да?

— Да. А то хрен знаешь, когда очередное происшествие у детей случится. Или у взрослых. Даже не знаю, что хуже.

— Повернись ко мне?

Тики застонал, тем не менее тут же начиная переворачиваться и встречаясь во тьме взглядом с Алленом. Затем коротко поцеловал его и тихо произнёс.

— Теперь спать, умник.

— Угу. Я люблю тебя, — внезапно расплылся в улыбке Аллен.

— И я люблю тебя, — устало, но так же сдерживая улыбку, произнёс Тики, целуя юношу в лоб и притягивая ещё ближе.

****

Сон, что снился сейчас Вьяту, был ему до боли знаком. Точнее, ему было знакомо это полное осознание того, что ему снится сон и он по нему бесцельно бродит.

Хорошо хоть бродит, а не проживает чью-то жизнь. Жизнь того, кто был до него.

Частью себя он понимал, что этот кто-то тоже он. Но не такой он. Не такой, каким должен был быть. Не такой, каким он стал.

Да, некоторые сны и вовсе сбивали его с толку. Например, сегодня он бродил по пустому дому и искал что-то, чего здесь не хватало. И хотя он, вроде бы, всё понимал, Вьят действительно никак не мог осознать, чего же в доме не хватает, и метался по этажам в поисках подсказки.

Хоть малейшей зацепки.

Хоть чего-то!

В доме не хватало жителей, но это был сон, и их тут быть не должно было. Дом-то не настоящий! В доме не хватало света, но сейчас была ночь, так что всё в порядке. В доме не хватало звуков, но здесь и не было никого, кто мог бы эти звуки создавать.

Только Вьят.

А мальчик старался не шуметь.

А ещё в доме была лишняя лестница наверх. Вьят игнорировал её, потому как искал что-то, чего не хватает, но сейчас отчаялся и пошёл вверх по ней. Лестница была узкой, с трудом втиснутой в рамки реального дома, и никак не желала кончаться. Когда Вьят решил, что это подозрительно, перед ним появилась дверь. И он её толкнул, легко заходя в просторную и пустую комнату. И там было лишь…

Были лишь зеркала! Вот чего не хватало в доме, и как он мог не заметить?

Мальчик подивился своей глупости, подходя к самому большому зеркалу, что никогда не видел в доме, но его отражения там не было вовсе. То есть оно будто опаздывало. Медленно проявлялось и не было вовсе отражением. Точнее отражений было сразу два. Один был молодым на вид мужчиной, худой, тонкокостный, златовласый. Знакомый ему, как Хелеос, он тепло улыбался, и Вьят узнавал себя в нём. И рядом с ним стояло существо, напоминающее фигурой женщину, хотя и немного угловатую. С резкими чертами лица, тёмными глазами и чёрной, дрожащей живой шалью, оплетающей шею. Она скосила взгляд на Хелеоса, нахмурилась. Она была известна под именем Ноя. И её имя, как и имена всех в том мире, никогда не склонялось. И Вьят точно знал, что она тоже какой-то частью была им.

А потом он проснулся.

Открыл глаза, глядя в потолок, с детства отлично видящий в темноте, он некоторое время лежал неподвижно, пытаясь постичь нового себя и всю новизну нахлынувших на него ощущений, будто он стал всем. И всё стало отчасти им. Будто он может до чего угодно дотянуться рукой, увидеть, если пожелает, хотя и знал, что всё сложнее.

Он был сердцем, хранителем, а не правителем или божеством.

Он пролежал почти два часа так неподвижно, до тех пор пока сквозь шторы не начал пробиваться серый утренний свет, и он всё же поднялся.