Читаем Покров Шута (СИ) полностью

Так что он всего лишь замахнулся в сторону Лави и сквозь зубы пробормотал нечто, что и сам бы никогда не сумел разобрать. Смысла у этой абракадабры не было.

Вынырнув в коридор, наполненный отдалённым шумом чужой работы,Лави притормозил и заявил, что они могут и не успеть найти Книжника, до того как Аллену придётся пойти на осмотр. А потом начали поиски Книжника в стиле: «Тут нет, и тут нет, и здесь нет, и здесь тоже! Да где же этого Панду носит? ПАНДА!!»

Благо, народ в Ордене давно привык к немотивированным признакам сумасшествия, и никто не обращал внимания на мечущего между комнат рыжего юношу, как на прицепе таскающего за собой Уолкера. Аллен лишь успокаивающе улыбался, виновато пожимал плечами или кивал потревоженным обитателям Ордена.

— Да что же это за ерунда?

Они замерли в одном из коридоров внешних лабораторий Комуи, и Лави, оглядываясь по сторонам, удивлённо чесал макушку.

— Я скорее заблужусь, чем найду этого вредного Панду!

— А ты можешь заблудиться? — Аллен всегда полагал, что с идеальной памятью Лави отлично помнит и знает все закутки Башни.

— Здесь иногда… Иногда… Не важно! Просто фигура речи! — Юный книжник, в первые мгновения явно грешивший желанием что-то рассказать, что-то не вполне нормальное, быстро свернул с этой темы. — У всех есть свои слабости, у меня тоже иногда может мозга за мозгу залезть, и я буду совершенно беспомощен. Сам будешь меня выводить отсюда.

Скептицизма на лице Уолкера в этот момент было столько, что можно было смело идти и разрушать всем известные аксиомы.

— Я?

— Ты.

— А под чрезвычайной ситуацией ты что имеешь в виду? Если отраву Комуи, я тоже пострадаю.

— Я верю в твою устойчивость к подобной гадости.

Желание расхохотаться во весь голос затмевало шёпот разума. Но Аллен героически сглотнул, с усилием удерживая грозящие разъехаться в радостном оскале губы, и выдавил из себя:

— Если бы... — Не бог весть что, но… он выразил своё собственное мнение. — Что там дальше-то у нас? Куда пойдём?

— К Комуи? Вдруг Старик решил вообще нас покинуть и меня не предупредил. Маразм у него уже, так что мог и такое сотворить.

— Не наговаривай на книжника, — тоном самого примерного мальчика на свете отозвался Аллен, неуверенно следуя за своим товарищем. Лави шёл какими-то подозрительно захламлёнными коридорами, а только что они оставили за собой целую забитую дверь. Это всё больше напоминало заброшенные складские помещения со всеми самыми опасными прибамбасами их главного учёного. — Ты уверен, что мы здесь совсем ничем не можем отравиться? Или наткнуться на дикого Комурина?

— Комурины бывают не дикие? — со смехом Лави отворил следующую дверь и тут же поднял палец. — Слышишь? Там люди!

— Комурины бывают вполне нормальными, но у них срок безопасной эксплуатации меньше часа.

— А откуда ты такие слова умные знаешь?

— Какие? А! Так меня же Кросс всё время моего ученичества эксплуатировал. И нефиг ржать по этому поводу!

— Да-да! Это трагедия всей твоей жизни, мы знаем! — Лави замахал на него руками, боком вваливаясь в приоткрытую дверь и делая это так неосторожно и резко, что Аллен не удивился бы, если бы узнал, что тот решил покончить жизнь самоубийством, и, точно вторя его предположениям, с той стороны раздался двойной вопль:

— Осторожно!!

Юный книжник замер в позе ласточки, зацепившись одним «крылом» за косяк и выпучив глаза на двух парней — единственных живых обитателей зала, одетые почти в нормальную, но выпачканную одежду, которую, видно, было не жалко.Один из них так же замотал себе голову, а второй невозмутимо тряс своей пушистой – иначе и не скажешь – светлой головой. Волосы у него буквально стояли торчком, хотя и были не такими уж короткими. Аллен подумал, что это либо от удара тока, либо парень уже вдохнул что-то из препаратов Комуи. А Лави задумчиво обозревал расставленные перед дверью кастрюли и вёдра со сгруженными в них пластиковыми и стеклянными бутылками и искал место, куда можно безопасно поставить ногу.

— Приветствую живых в этом царстве смерти и ужаса! — наконец-то обретя равновесие и приподняв руку для приветствия, произнёс Лави. — Я вас помню, ребята, вы здесь новенькие, помогаете в лабораториях и вообще. Эван и…

— И одуванчик, — закончил представленный парень со смешком. Он был повыше своего товарища. Почти как Лави. А его друг, видно, не первый день получавший подобное прозвище, обиженно ткнул его локтем и пробормотал что-то о невоспитанных идиотах.

— И Эрик, но одуванчик ему действительно идёт больше, — склонив голову на бок и состроив задумчивый, оценивающий вид, пробормотал Лави.

И Аллен был с этим согласен. Со своей лохматой, почти белой, воздушной головой, тёмно-зелёными штанами, кофтой и почти такого же цвета тряпкой, повязанной на поясе, парень и впрямь казался цветочком. На который дунешь, и голова сразу станет лысая. Уолкер едва удержал смешок при этой мысли и совсем уж оказался на грани, когда Эрик услышал слова Лави и, схватив первую попавшуюся бутыль под ногами, с азартом швырнул ее.

— Эй, полегче, нам же сказали, что это что-то очень опасное!

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство