Читаем Покров Шута (СИ) полностью

— Но люди такие надоедливые. Почему нельзя было послать Лулу?

— Мне казалось, ты неплохо спелся с теми двумя. И тебе следует чаще проветриваться, затворничек. Считай, что я выгуливал тебя.

— А я почти забыл, почему тебя так недолюбливают в Семье, Трайд!

— Пусть скажут мне это в лицо, — усмехнулся невысокий парень

— Здесь есть люди, — нервное движение руки и вдох, — а люди это….

Новое, очень нервное движение руки и ускорение шага, чтобы побыстрее сойти с другой стороны моста, юркнуть в тихий переулок и наконец-то тёмную громаду врат Ковчега.

Вдох автора:

Эрик Громлен и Эван Мелтон. Кажется, я назвала их так лишь для того, чтобы путаться в каждом абзаце... И я могла где-то спутать… Фух...

====== Глава 21. Сюрпризы неприятные и... и просто сюрпризы. ======

От автора: Видно эту главу никто не ждал. Кроме меня. Меня достаточно. И она всё же вне очереди, не смотря ни на что… Наслаждайтесь))

Лави нервничал.

Последний месяц, что прошёл с событий на Ковчеге, он только и делал, что нервничал, будто постоянно ожидал удара откуда-нибудь из-за спины или ещё откуда. Он внезапно подрастерял веру в собственные силы и умения и всё чаще задумчиво тёр чёрную повязку. Книжник, очевидно, заметивший его волнение, даже напомнил ему вновь о главных правилах. Впрочем, он и без того помнил об этом.

Не заводить глубоких личных привязанностей без уверенности, что ты сможешь поставить долг Книжника превыше своих желаний или страхов — первое из них. На деле оно чаще звучало урезано: не заводить привязанностей вовсе. Лави был слишком молод, для того чтобы суметь перебороть себя, он и сам отлично это понимал, и всё, что ему оставалось, это избегать сближения.

Вот только оно уже произошло! И, как ни странно, Лави выделял из списка знакомых всего двоих, к которым явно испытывал что-то, что могло помешать его работе: Аллена, который к тому же обрёл свою новую важную роль в этой войне, и Канду, который….

Ох, но здесь у Лави в голове возникала мешанина! Вот дурачиться, драться и вредничать с кем-то он привык, привык до того, что ничто из списка его действий, направленных на Юу, не могло помочь образованию какой-либо связи. Но недавно Лави понял, что что-то не так, что-то в его годами отлаженном механизме дало сбой, и он тщетно пытается определить, что это может быть.

Что это может быть?

Лави спокойно растёр на ладони сухой листочек, выпавший из гербария, и откинулся на стену, продолжая думать о том, что теперь делать со своими привязанностями. Получалось, что пока и делать-то нечего.

Вторым правилом для него как для книжника было отречение от любого имени. Что он с успехом и делал. В детстве это воспринималось едва ли не как детская забава: вот сегодня он один, а завтра уже другой. Так же менялся и характер. Вернее, Лави казалось, что менялся, на деле в те первые годы это было лишь неуклюжее преображение, первые попытки быть тем, кем он, как это ни странно, хотел быть.

Лави не мог с уверенностью сказать, что сможет так же просто, как и раньше, отречься и от этого имени тоже. Что, оказавшись когда-нибудь через годы в этих местах, не вспомнит о Башне, об Ордене, о людях, которые работают в нём.

Может быть, это и было правильно, ведь, как оказалось, книжники могли принять любую сторону в любой войне, но война Сердца и Графа должна была стать исключением. Всегда была исключением.

Следующим немаловажным правилом было забвение… Умение забывать о своём прошлом, как ни странно, это тоже требовалось от тех, кто это прошлое записывал. Записывал лишь в своей памяти.

Он с лёгкостью забыл обо всём, что было до того, как он стал учеником книжника. Действительно забыл. Старик говорил, что так обычно и бывает, и сейчас даже сам Лави не мог точно сказать, с кем он жил до этого, кто были его родители, чем занимались окружавшие его люди. Он только помнил, что летом там было очень-очень жарко… А может быть и нет. Кажется, это был всего лишь небольшой отрывок воспоминаний из всего его детства, и он был связан с жарким летним днём. Там был кто-то ещё, но даже желания вспомнить, кто именно, уже не было.

Он позволил себе забыть.

Следующим, уже более личным, было правило: больше слушай, меньше болтай. За его исполнение Старик боролся больше всего, потому что болтать Лави всё же любил. От того, наверное, чаще всего и выбирал светлые, дружелюбные образы, которым такое позволительно. И, конечно же, когда дело было серьёзным, он умел держать рот на замке…

Правда, к серьёзным ситуациям не относилось поле боя. Особенно поле боя, на котором был Юу. Лави чувствовал себя, словно мальчишка, желающий дёрнуть девчонку за волосы в такие моменты. Но так как дёрнуть за волосы Канду у него бы мастерства не хватило, а расставаться со своими кривыми руками не хотелось, он дёргал Юу различными фразами или действиями, которые должны были всколыхнуть и без того некрепкое спокойствие мечника.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство