В госпитале было тихо. Вернее в этом уголке госпиталя, в отдельной палате, в которую пациентов обычно устраивали на карантин или при слишком сильном ранении, или если необходим был постоянный контроль над больным. И в этой его палате было очень тихо, и никого кроме него не было. Приглушённый свет сбивал с толку, никак не желая дать понять, сколько сейчас времени на самом деле, и Аллен, едва отрывая голову от подушки и сонно оглядываясь по сторонам, снова ронял её обратно, говорил себе, что можно поспать ещё чуть-чуть, и засыпал. Пару раз он говорил себе, что лишь полежит, дожидаясь, пока к нему кто-нибудь не заглянет, но снова проваливался в сон. В недолгий сон, если верить ощущениям.
Но каждый раз, когда он пробуждался, его ждала одна и та же картина: нехватка дневного света, плотно закрытое жалюзями окно, отсутствие других людей. Вставать не хотелось. Привлекать к себе внимания — тоже. Сонный разум твердил, что это из-за какого-то нелепого приснившегося ему сна. Пару раз он даже вспоминал, о чём он был, и ужасался своей буйной фантазии.
А потом снова засыпал. Ненадолго.
Ему не было жарко или неудобно, и он, вроде бы, даже был сонным, но всё равно сон покорял его лениво, нехотя, всё же утаскивая юношу к себе вновь и вновь и каждый раз, кажется, на всё меньший и меньший срок. Словно Аллен не должен был сейчас столько спать, но его разум не был способен на бодрствование.
Когда Аллен проснулся в чёрт знает какой раз, ему уже было нехорошо от этого постоянного засыпания и пробуждения. А за окном, кажется, лишь чуть-чуть стемнело. А он успел проснуться и заснуть раз тридцать! Юноша хотел уже встать, но в то же время его голова была переполнена сном и желанием спать, чтобы хотя бы подняться с постели. Ему казалось, что, пожелай он сейчас в туалет, всё равно не сумел бы заставить себя подняться и отправиться в нужном направлении. Эти постоянные сумерки, эта душившая его тишина мешали. Казалось, ещё немного, и в голову на полном серьёзе забредут мысли о том, что он умер или в коме и мечется между жизнью и смертью. Состоянию «жив» то, что происходило с ним сейчас, не подходило. Состоянию «мёртв», вроде бы, тоже. Хотя, вариант со своеобразной пыткой «недосном» заслуживал отдельного рассмотрения. Но даже сосредоточиться на определённой мысли Аллен не мог. Мысли кружили в голове нестройными рядами, подпрыгивали то туда, то сюда, клонились в сторону, наскакивали друг на друга. Одни и те же слова повторялись в голове раз по десять, и он буксовал на них, не в силах сдвинуться дальше и не понимая, откуда они вообще возникли в его голове, потому что во всех случаях это был лишённый смысла бред или просто заевшая мысль.
А затем он снова погружался в недолгий и ненадёжный сон, который был лишь короткой передышкой перед новым этапом пытки. Аллен никогда не представлял, что это может быть так мучительно: спать и не спать. Раз за разом. То спать, то не спать.
Было ли это последствием всех последних дней, когда он спал совсем мало и редко?
Точно нет. Аллен знал это. Его состояние сейчас напоминало болезнь, неприятную болезнь, но до этого он болен точно не был.
Так что же с ним теперь стало? Вопрос без ответа. Ему оставалось только уповать на крепость собственного организма и чистой силы.
Определённо, всё происходившее лишь отрицательно сказывалось на его самочувствии, и он уже готов был молиться о том, чтобы в палате появился хоть кто-нибудь, кто вырвет его из лап этой странной болезни, смены сна и бодрствования которой, казалось, уже не будет конца.
Кем-нибудь оказалась Линали. На сей раз в палате была включена лампа, и рядом с ней в небольшом кресле сидела, читая какие-то бумаги, девушка. Читала сосредоточенно, слегка хмурясь и даже не замечая, что Аллен проснулся и улыбается во всё лицо. Ну да, ведь теперь он был уверен, что останется в царстве реальности без страха погружения в очередной некрепкий сон.
— А можно побольше света? — голос хрипел, а в горле ощущался скрипучий песок. Но Аллен говорил. Наконец-то говорил, стряхивая с себя огромную глыбу перемешанных мыслей, потому что те, испугавшись произнесённых вслух слов, тут же бросились врассыпную, оставляя голову абсолютно пустой и грозя заполнить её новой ерундой. Этого следовало избежать.
— Привет. — Ли улыбнулась, повернувшись к нему, и прошла прямо к постели Уолкера. — На счёт света — запросто. Если тебе не помешает.
— Я грежу светом все эти часы.
Ли только удивлённо приподняла брови и щёлкнула включателем, зажигая лампу на стене прямо над постелью Уолкера.
— Уже вечер.
— Я промучился сутки?
— Прости?
— Сколько я спал? — повторил свой вопрос Аллен, понимая, что Ли наверняка не знает, какие жуткие ощущения вызвал у него этот сон.
— Ну да. Но ты вообще-то рано проснулся. Тебя дали лекарство, чтобы ты отдохнул.