Покровитель для оторвы

— Это катастрофа, — она прикладывает пальцы к вискам.

— Да, ладно. Я могу и не ходить… — слова застревают у меня в горле от ее гневного взгляда.

— Екатерина, чтобы я такого больше не слышала, — гневно отчитывает она меня. — И вообще, лучше бы я тебя слышала реже…

Последнее она скорее бурчит себе под нос.

— Девушки, а ее волосами вы собираетесь заниматься? — Нелли Эдуардовна оборачивается к замершим девушкам и те начинают носиться по салону, натыкаясь друг на друга.

— А что не так с моими волосами? — я подхватываю длинную прядь и разглядываю розовый кончик.

— Цвет! — чеканит «бабуля».

— Мне нравится цвет!

— А мне нет!

— Нет! — тут я настроена решительно. — Мне нравится мой цвет. И ничего менять я не дам!

— Господи! За что мне такое наказание? — приложив руки к груди, восклицает «бабуля».

— За все хорошее, что ты сделала миру, — от глубокого голоса мурашки пробегают по моей спине.

— Дмитрий! — Нелли Эдуардовна улыбается сыну вымученной улыбкой и наклоняет голову, позволяя ему поцеловать ее.

— Воюете? — он не спрашивает. Он знает ответ.

— Она невыносима!

— Девушки, кто будет заниматься Екатериной? — опекун оборачивается.

Одна из девушек делает шаг в нашу сторону.

— Я не буду красить волосы! — заявляю резко. Девушка замирает, как вкопанная.

— Будешь, — опекун говорит негромко, но твердо.

— Нет.

— Екатерина, — он надвигается на меня. А я пытаюсь вжаться в кресло.

В этом салоне, среди розовых кресел, маникюрных столов и журнальных столиков он выглядит пугающе. Высокий мужчина с очень широкими плечами и сверкающими ярко-голубыми глазами.

Он подходит совсем близко. Через тонкую ткань брюк ощущаю его крепкие бедра, замершие между моих ног.

Он наклоняется и опирается на подлокотники двумя руками. Его лицо оказывается на уровне моего. Но от этого только хуже.

Я вся дрожу внутри. Дыхание сбивается, вдоль позвоночника пробегает холодок.

— Екатерина, — говорит он почти мягко. — Ты сейчас же встанешь и пойдешь с этой девушкой. Сядешь и дашь сотворить с собой все, что только пожелает моя мама. Тебе ясно?

С каждым новым словом его голубые глаза разгораются ярче. Его голос сквозит уверенностью.

Горячее дыхание касается моего лица. Через тело словно электрический ток пропустили. Вздрагиваю и сжимаю ноги, касаясь его бедер.

От этого легкого касания кожа вспыхивает, а низ живота томительно ноет.

Люся, возьми себя в руки, дура чертова!!!

— Ты меня поняла? — он не собирается оставлять меня в покое, пока не получит ответа.

Я вся дрожу. Закусываю губу. Сжимаю ладони в кулаки, только бы не коснуться его щеки.

Темные короткие волоски уже пробились на его щеках. Какие они на ощупь?

Жесткие и так щекотно колют ладони. Я помню… Я все еще это помню.

И ТАМ он тоже бритый и слегка колючий…

Чувствую, как вспыхивают щеки, кровь стучит в висках. Жар разливается по телу, сметая напряжение и разнося возбуждение по венам.

Перевожу взгляд на его губы. Пухлые, блестящие, слегка приоткрытые. Сглатываю.

Напряжение между нами нарастает. Кажется, его чувствуют все в этом чертовом зале.

— Хорошо, — шепчу я. Лишь бы отошел. Лишь бы не касаться его, не чувствовать его запах.

— Отлично! — он легко отталкивается от кресла.

Но в его глазах на самом дне я замечаю разочарование. Мной? Ситуацией?

Чего он ждал? Что я буду сопротивляться? Или что я его поцелую?

— Прошу, садитесь, — вокруг меня суетится молодая девушка. Наверное, моложе меня.

— Давай оставим все, как есть, — почти шепчу я. — Скажешь, что краска не легла, а?

Ее личико из милого и услужливого тут же становится резким.

— Вы что? Нелли Эдуардовна дала четкие указания на счет цвета и длины…

— Еще и длины? — я удивленно хлопаю глазами.

Она молчит, делая вид, что занята моими волосами.

— Ну хотя бы розовый оттенок мы можем добавить? Совсем чуть-чуть? Пожалуйста-а-а.

Она неуверенно косится на «бабулю», которая мило беседует с хозяйкой салона.

— Ну… только если в виде корректора желтизны… — девушка явно не уверена.

— Отлично, ненавижу соломенный цвет, — откидываюсь в кресле и довольно жмурюсь. Я кое-что придумала. Лишь бы прокатило. — Давай, разводи свои краски.

Девушка удивленно косится на меня, но все же разводит все необходимое.

Я не очень люблю все эти покраски и завивки. Кроме эксперимента с оттеночной маской, я и волосы то не красила. А вот Катя жить не могла без краски для волос. Поэтому процедуру я себе отлично представляю. Сначала осветлить — выровнять цвет. Потом затонировать.

Радостно потираю ладошки под накидкой.

Еще пара часов проносится. Я сижу как на иголках.

Не успевает девушка промыть мои волосы от осветлителя, как я уже тащу ее к креслу продолжать покраску.

Ее лицо снова удивленно вытягивается, но она молчит.

Баночки, тюбики и флакончики выстраиваются в ряд. На свет извлекаются весы.

— А это что? — я заглядываю ей через плечо.

— Это краска.

— А цвет какой?

— Нордический блонд.

— А это? — тычу пальчиком в другой тюбик.

— Это пепельный блондин, — она пытается быть милой. Но я замечаю в зеркале судорогу, которой сводит ее лицо от фальшивой улыбки.

— А это что? — продолжаю атаку, прикидываясь полной дурой.

— Это корректор желтизны, розовый, как вы просили.