Покровитель птиц

Вот после чемпионата чаю в один прекрасный вечерок попили да и спать легли. Я еще посмотрел — ночнушка у нее не та. Та была в цветочек хабэ. А эта, как у девочек из телевидения немецкого. Вид очень даже товарный. Я спросил — на какие, мол, шиши? Она улыбается. «А кто его знает?» — говорит. «Кого его?» — спрашиваю. «Да иди ты, Коля!» — отвечает. И отвечает довольно естественно, но при этом руку за будильником тянет, сорочка эта самая, что-то-штадт-палац, с плеча соскальзывает, держи момент, вижу родинку! я ее за плечо, как водится. Уже и засыпал, да на грани сна и стукнуло: а ведь не на том плече родинка-то! Зажег я свет и к ней. «Коля, — говорит, — ты больше у телевизора сиди, забудешь, как и звать-то меня». И так убедила, что поверил и уснул. Утром чуть свет вставать; встаю, а она уже у зеркала.

Хорошо мы, надо сказать, до переезда жили. Вот только с детьми не получилось. Но теперь я думаю, что это к лучшему.

Изменяться стала она разительно. И раньше-то видел я, какая она у меня симпатичная, а теперь и другие замечать стали. Иногда посидит-посидит перед зеркалом этим проклятым, встанет, оденется молча да и уйдет. Часа через три приходит. «Где, — спрашиваю, — была?» А она отворотится, на отражение свое глянет и вымолвит: «Где была, там меня уж нет».

Сознаюсь, начал я выпивать потихоньку. По площадке с соседом на этой почве познакомился. Сосед мой — художник, человек умный, начитанный, не мне чета. С ним не то что — нажрались, подрались либо по бабам вдарили… или там песни петь… С ним беседовали мы. Чего только я от него не услышал. К примеру, говорил он, что и его подозрения разбирали — почему это красавицы так подолгу в зеркало пялятся? Он мне сказал — хорошеют они якобы от этого. Я усомнился. Сдуру-то. Воля ваша, говорю, они потому и глядят, что есть на что глядеть. Ну, и красоту наводят. А он говорит — они от преломления собственного взгляда в зеркальной части изображения посредством обратной связи дополнительную энергию получают и еще прекраснее от того становятся. Подпитка, спросил я, что ли? а мы, выходит, кто не смотрит, вроде как обесточенные? Вроде того, он говорит. Неосмотрительно слеп и глух был я в ту пору. Лично моя действительно хорошела.

Стал я пить покрепче. В одной из бесед художник мой и упомянул про зеркало, что, дескать, левое с правым местами в нем меняются и что неизвестно, кто на нас из зеркала глядит, всяко не тот «я», которого другие видят; я тотчас про родинку вспомнил — и у меня чуть было хмель не слетел, да добавили мы «Солнцедара». После «Солнцедара» сосед мне рассказал: был такой художник, который всю жизнь стремился сделать зеркало особое, чтобы в нем левое было слева, а правое справа, а не накрест, — и тем хотел он человечество от бед избавить, а красавиц извести, ибо с ними у него какая-то неувязка вышла. И не тут-то было. До старости дожил, а зеркала такого сделать не сумел. Всё мог. А это нет. И очень жаль. Моя уже стала как киноактриса и помолодела лет эдак… Я и сам как-то к ней подошел и глянулся. И что, думаете, увидел? Совершенно верно. Пожилого хмыря в мятых брюках и молоденькую девчушку на выданье. Притом глаза у ней стали ярко-голубые, а были ранее совершенно серые. Мне даже показалось, что в зеркале она больше на себя прежнюю похожа; потому я и зеркало не кокнул. Хотя собрался было. Именно поэтому, а не из-за приметы плохой. И не из уважения к исторической ценности. История для всех, а жена для меня одного. История опять-таки продолжается, а я не сегодня-завтра помру.

Ударил я ее, сознаюсь. И, наверное, ни за что. И смолчала она. Зыркнула только. Глаза сверкнули. Глаза голубые (а были-то серые!), щеки горят, губы красные и зубы как мел. Ведьма. Оделась — и нет ее. А я пошел на уголок. Потом к художнику. У него как раз после творческой удачи полоса отдохновения наметилась. Поговорили мы. Уснул я у него. Утром домой пришел. В комнате ее нет. А в зеркале ходит, собирается на работу, сердитая такая. В комнате я один стою как дурак. Черт старый в рубашке задрипанной. Она в зеркале зеркальной дверью трахнула — и ушла. И там тоже стало всё тихо. Я, естественно, в ванну, голову под холодный душ. И понеслось.

Возненавидел я это зеркало. И все, само собой, остальные. Думаете, со временем зеркала мутнеют оттого, что амальгама у них портится? Ни хрена подобного! Это они жизни насасываются выше положенного им предела, как комары крови. Художнику эту мысль высказал. Он меня очень хвалил — как это я додумался.

На то, стенное, руки я, конечно, поднять не мог. Но из сумочек ее зеркальца всякие доставал. Прямоугольные, а также круглые и овальные. Одни бил. Другие просто в мусоропровод шваркал. Из ванны зеркало унес на уголок и толкнул. Деньги пропил. Думаете, мне в тот день пить хотелось? Ни в малой мере. Мне эту штуку поганую хотелось победить.