Покровитель птиц

В силу сказочной везучести нашел кремлец не один клад, а целых два: первый исторический на даче старинного финского генерала Маннергейма, давным-давно разграбленной, загаженной, затерянной в дальних лесах руине; второй — на даче известного некогда всем местного жулика, севшего в острог и затерявшегося в острожных перипетиях. Строил, строил жулик себе двухэтажный домище с размахом (а дело было давно, задолго до самоновейших кремлей — „крестов“ тюремно-правительственного стиля), а зверь обэхээсэс сидел, притаившись, и ждал. Как последний гвоздик забили, зверь прыг, жулика хап, а в дачу детский садик вселили. Однако клад зверь протюхал, а наш кремлец нашел.

Кремлец и его босс предлагали Фаине клады по очереди в обмен на руку и сердце; руку и сердце можно в рассрочку и в розницу, а клад как угодно, хоть сейчас — и на Багамы.

Кремлец так и сиял, даже сморщенность у него снизилась, одутловатость спала, трясение лапок приуменьшилось, речь стала почти внятная, кремлецы на клады падки, золотишко их пленяет да очаровывает, они хорошеют от богатства, особенно присвоенного; да у них все богатства присвоенные, что у нечистой силы свое? Мы имущества не имеем, оно у нас нарицательное да относительное, мы сами рода людского имущество, как ты — рода нелюдского; но и не только! но и не совсем! Мы тоже звено златой цепи бытия.

Не надену я такое старье, говорила Фаина, это не модно, к тому же краденое. Дура ты, дура, Шура-веники-ломала, уговаривали охранники в качестве болельщиков, оно всё краденое испокон веку, клады еще в меньшей степени. Ну нет, возражала Фаина, шлепая собеседников по рукам, те вечно тянулись куда не надо; вот я в магазине „Агат“ купила себе два перстенька по случаю, один мельхиоровый со стразом, другой, так романтично, сплошь бирюза, бирюза — мой камень по гороскопу, блин, я ведь их купила, а не стибрила, въезжаете? они совсем новенькие, никем не надеванные, мои и только мои! а ваши-то, может, с отрубленных пальцев ограбленных трупов. Тьфу, плевались нукеры, мы не мокрушники, мы телохранители и рэкетиры, киллеров отдельно нанимают, село ты глухое, дура дура и есть.

Или не рэкетиры, а рокеры? Я путаю рэкетиров с рокерами, рокеров с рокерами и брокерами, извини; уточнишь у кого-нибудь, кто в курсе.

Хозяйские охранники стали и впрямь нукеры, поскольку издерганный проблемами клада хозяин обращался к ним исключительно со слова «ну» (сначала «ну», а потом еще другие неприличные вводные слова, все липшие, большая мать большей частью; мой говаривал: если есть лишние люди, есть и лишние слова).

Но, между прочим, уж до чего эти нукеры-рокеры были муштрованные да натасканные на свое дело холуйское, а и тех от сокровищ соблазн разобрал, они по камушку, по багательке, по бирюльке себе прихватили, у кого в кармашке адуляр, у кого адамант, клад большой, он один (раздвоенный, правда), а нас много, а кремлец-то на Фаину отвлекся, за прислужниками не присмотрел; впрочем, у кладов, особенно заговоренных либо волхованием добытых, свои свойства: сколько тать ни воруй, не убывает. У нас, чай, вся Русь-то — клад заговоренный: тянут, тянут, а всё есть, что воровать. Чуден мир, дивен. Поговорку древнюю мне еще мой прапра говорил: когда мерин, мол, окобылеет, тогда и тать красть не станет. И что же? Окобылевших меринов теперь выше крыши, сексуальные меньшинства называются и трансвести… тьфу… ты, а ворья меньше ли стало? Ворье так и прет, как на дрожжах, заговоренному кладу, видать, подражает.

В конечном итоге один из охранников вошел в контакт с кем-то из государственных людей — и получил наш келломякский малютка, искатель червоной руты да Фаининой руки, на подержание волшебный предмет желанный, при помощи коего собирался клад превратить в гору сокровищ, а сам надуться в человека, придав себе заодно обманный облик двойника Петечки Кукуева.

Но то ли телохранитель что-то не так понял, то ли государственный человек не ту инструкцию ему дал, то ли кремлецы по природной злобе и коварству подметную инструкцию кому-то из них подсунули, поскольку на самом деле письменных инструкций к волшебству испокон веку не прилагается.