Я опять сделала попытку подняться на ноги и передернулась от острой боли в запястье.
– Не двигайтесь, – вновь произнесла она тихим, мелодичным голосом, разнесшимся, как солнечный луч, по всей полянке.
На ней было то же потрепанное платье и тот же шерстяной чепец. Она опустилась рядом со мной на колени, и, несмотря на ее грязные с виду одежды, я почувствовала лишь запах лаванды. Я скрипнула зубами от боли, когда ее длинные белые пальцы осторожно ощупали мое запястье. Оставив мою руку в покое, она окинула взглядом ближайшее дерево, встала и отломила короткую веточку от нижней ветви. Лес вокруг нас шелестел и подрагивал, и у меня мелькнула мысль, не собирается ли она ударить меня этой веткой. Однако, вновь опустившись на колени, она оторвала полоску ткани от своего грязного передника и, примотав ветку к моему запястью, туго завязала полоски в трех местах.
– Легкое растяжение, – сообщила она мне, – ничего не сломано.
– А что ты здесь делаешь? – спросила я, не найдя более уместного вопроса, словно завороженная пытливым взглядом ее янтарных глаз. – Почему бродишь по лесу одна?
– А вы почему? – ответила она.
Здоровой рукой я ощупала живот, пытаясь понять, все ли в порядке. Ее взгляд переместился за моей рукой к животу, скрытому под складками бархата и парчи, потом она окинула беглым взглядом мое лицо: пересохшие губы, покрасневшие глаза и посеревшую бледную кожу.
И точно почувствовав исходящий от меня запах тошноты, сказала:
– Вы ждете ребенка.
Мое зрение вдруг затуманилось, деревья закачались, и как будто в ответ на ее слова, я склонилась к корням дерева и рассталась с заполнившей рот противной рвотной массой. Лицо мое покрылось потом, и я стерла его дрожащей испачканной рукой.
– Вы живете у реки в большом доме? – спросила она.
– Как ты узнала?
– Вы сами сказали мне в прошлый раз. Я помогу вам добраться до дома, госпожа…
– Шаттлворт. Но в этом нет никакой необходимости.
– Вы ослабели и не сможете сами забраться на лошадь. Сейчас я приведу ее.
– Мне не хочется больше садиться на эту глупую упрямицу.
– Надо. Так будет лучше.
Подведя ко мне лошадь, она сцепила ладони, подставив их мне под ногу, и я с трудом забралась в седло. Мои грязные, промокшие юбки испачкали ее, но она не выглядела огорченной, и я, неохотно поцокав языком, тронула пятками бока лошади. Медленным шагом мы тронулись в путь.
Весна вступала в свои права, на деревьях уже лопнули почки, и скоро они гордо зазеленеют, точно лесная кавалерия в зеленых мундирах, хотя последние зимние ветра еще покусывали морозом их стволы и сотрясали ветви. Мне вдруг пришло в голову, что эти набухшие в почках зеленые листочки наслаждаются отпущенной им краткой жизнью, скоро им суждено покраснеть, засохнуть и упасть на землю лиственным покровом, хотя я, возможно, этого уже не увижу. Я прикрыла глаза и продолжили путь в спокойном молчании.
– Спасибо за помощь, – немного погодя, сказала я, – к тому времени, когда моему мужу удалось бы отыскать меня, я могла уже погибнуть под копытами.
– У вас есть муж?
– Ричард Шаттлворт. А где ты живешь?
Помедлив, она назвала деревню, расположенную в нескольких милях к северо-востоку.
– Колн не так уж близко. Что вновь привело тебя в наше поместье?
Мой голос прозвучал отчасти недовольно. Я еще не забыла тушки растерзанных кроликов, безжизненно покачивавшихся в ее испачканных кровью руках.
– Так здесь тоже ваши владения? Я не знала.
– А если бы ты не забрела сюда, вероятно, я не дожила бы до того, чтобы рассказать столь жалостливую историю.
Мы продолжили двигаться в более дружеском молчании, я верхом на лошади, она на своих двоих. Лишь позднее я удивилась, откуда она знала, как выйти из того густого, холмистого леса, где было не видно никаких тропинок. Но я позволила ей вести меня, даже лошадь с облегчением послушно шла за ней в поводу. В запястье пульсировала боль, во рту еще оставался противный вкус кислятины.
– Вам бывает дурно из-за ребенка? – спросила она.
– Постоянно.
– Я могла бы вам помочь.
– Правда? Ты знаешь рецепты снадобий?
– Я повитуха.
Мое сердце забилось чуть быстрее, и я напряженно выпрямилась.
– Ты помогаешь родиться детям живыми? А женщины… они тоже выживают?
– Я делаю все, что могу.
Я услышала не то, что хотела, и опять вяло расслабилась, тоскливое облако скрыло лучик надежды. Мы немного помолчали, а потом я спросила, есть ли у нее свои дети. И меня удивило, как она восприняла мой простой вопрос. Ее лицо на мгновение сморщилось – может, от огорчения? – и она быстро опустила глаза. А ее рука с такой силой сжала поводья, что побелели костяшки пальцев. Мой вопрос явно расстроил ее. «Вечно я умудряюсь ляпнуть что-то неуместное», – устыдившись, подумала я.
После затянувшейся паузы она ответила отрицательно, но так тихо, что я едва расслышала ее ответ.