Покровка. От Малой Дмитровки в Заяузье

Дом в 1824–1827 гг. снимал камергер Михаил Михайлович Сонцов, женатый на тетке Пушкина, Елизавете Львовне. В ее салоне в начале года для светской публики читал лекции по новейшей французской литературе приехавший в Россию Амедей Декамп, ставший позднее преподавателем Московского университета, о котором университетские власти отзывались, что он «знает Французскую Литературу очень хорошо». Мемуарист Ф.Ф. Вигель вспоминал: «Он с глубоким презрением говорил о Расине, о Буало и даже о поэтическом таланте Вольтера и все называл новейших писателей — Виктора Гюго и других, которых гениальные мысли, не стесненные узами правил Аристота, возьмут высокий полет и должны удивить мир своею смелостью». Вигель искренне считал, что «совершенное безначалие в словесности рано или поздно должно повлечь за собою ниспровержение законных властей»! Лекции о новой французской литературе, так далеко ушедшей от канонов классицизма, вызвали большой интерес в Москве. А.П. Елагина рассказывала, что Пушкин, который, считая себя знатоком новой литературы, позволил себе крайне несдержанно вести себя на этой лекции. Елагина «по знакомству с Декампом взяла билет и ездила слушать. В самую первую лекцию она встретила там Пушкина, который подсел к ней и во все время чтения смеялся над бедным французом и притом почти вслух. Это совсем уронило лекции. Декамп принужден был не докончить курса, и после долго в этом упрекали Пушкина».

В конце 1820-х гг. дом с большим тенистым садом и «почти сельским простором» покупает штабс-капитан А.А. Елагин, женатый на племяннице В.А. Жуковского Авдотье Петровне Юшковой, матери известных литераторов Ивана и Петра Киреевских. В 1820–1840-х гг. в доме Елагиной, по словам поэта Н.М. Языкова,

У Красных ворот, в республике привольной
Науке, сердце и уму, —

было любимое место «соединения ученых и литературных знаменитостей Москвы, а по тону сдержанности, гуманности и благосклонного внимания, в нем царствовавшему, представлял нечто вроде замиренной почвы, где противоположные мнения могли свободно высказываться, не опасаясь засад, выходок и оскорблений для личности препирающихся… Все это вместе дает ему право на почетную страницу в истории русской литературы, наравне с другими подобными же оазисами, куда скрывалась русская мысль в те эпохи, когда не доставало еще органов для ее проявления». Трудно даже перечислить всех, кто бывал здесь, — это А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Е.А. Баратынский, П.Я. Чаадаев, В.Ф. Одоевский, А.С. Хомяков, В.А. Жуковский и многие другие, пришлось бы назвать всех, кто составлял цвет всего просвещенного и даровитого в Москве того времени. Хозяйка салона широко раскрывала его двери всем, кого занимала мысль о широком обмене мнениями, и умела привлекать к себе людей самых разных мнений и убеждений.

В гостиной А.П. Елагиной развертывались ожесточенные споры западников и славянофилов. «Война наша, — писал А.И. Герцен в «Былом и думах», — сильно занимала литературные салоны в Москве. Вообще, Москва входила тогда в ту эпоху возбужденности умственных интересов, когда литературные вопросы, за невозможностью политических, становятся вопросами жизни». По воскресеньям салон Елагиной наполнялся посетителями: «Сверх участников в спорах, сверх людей, имевших мнения, на эти вечера приезжали охотники, даже охотницы, и сидели до двух часов ночи, чтоб посмотреть, кто из матадоров кого отделает и как отделают его самого; приезжали в том роде, как встарь ездили на кулачные бои, что за Рогожской заставой». Споры начинались вечером и продолжались много часов, заканчиваясь иногда в шестом часу утра.

А.С. Пушкин побывал в доме Елагиной зимой 1828/29 г., посетив жившего здесь И.В. Киреевского. Во время этого посещения он отобрал свои книги из библиотеки С.А. Соболевского, которую тот оставил Киреевскому на время отъезда за границу. Весной 1830 г. Пушкин посетил поэта Н.М. Языкова, поселившегося в доме Елагиной, а в августе 1833 г. опять был у И.В. Киреевского.