Покрышкин

Общественный транспорт в городе — четыре маленьких автобуса и все. Ходили пешком. Из дома по улице Писарева — как дашь! Через двадцать минут на железнодорожном вокзале. По мосту в Кривощеково ходила в шесть утра «передача» — пригородный поезд, два вагончика, маленький паровозик, который называли «кукушка». Всегда набит битком. Ехали несколько остановок. У моста садился Саша Покрышкин.

Дисциплина в ФЗУ строгая, опаздывать нельзя. На военном деле заходит в класс преподаватель, все встают. Дежурный докладывает. Никаких шалостей, болтовни. В конце учебы мы получили квалификацию слесаря-лекальщика 4-го разряда. Делали такие инструменты — плоскогубцы, штангенциркуль, нутромер, ручные тисочки, угольник, рейсмус, лекало… Помню нашего мастера — пожилой, высокий, умный.

Никогда на ученика не закричит, если у того не получается. Расскажет интересно, поможет, чтобы все было точно и красиво.

Саша Покрышкин, не сказать чтобы бросался в глаза, был немногословен. Но отлично учился, был пограмотней других, так как пришел в ФЗУ, закончив не пять, а семь классов, и этим выделялся. Всегда выручит друга. Смелый, отчаянный даже, и справедливый — вот его характер! Но не хулиган. Такие в городе имелись, звали их «бакланы», носили они сапоги в гармошку, широкие штаны, красную рубашку и кушак, кубанку. Помню «знаменитых» закаменских братьев Речкиных, которые многих держали в страхе. Как-то мы закончили учебу, сели на «передачу». Переехали мост, тут закаменские выходят. Их встречает старший брат Речкин, у него нож. Мы все выскочили — Речкин сейчас драться будет! Тут внезапно появляется Покрышкин, взял Речкина за руку, крутанул, нож выпал. Саша отвел «баклана» в сторону, что-то ему сказал, и на этом дело закончилось. Речкин после этого сник. Закаменские вообще считались лихими ребятами, но шпаны, «бакланов», были единицы. В день стипендии у «фабзайцев» они одно время встречали тех, кто послабее, на вокзале, шарили по карманам, отнимали продуктовые карточки и деньги. С ворами боролся отряд особого содействия милиции, они носили красные повязки. Саша входил в этот отряд, на что, надо сказать, не все решались.

Кто-то из ребят уже баловался табаком, но никакой водки у нас не было и в помине.

Нас, всю школу, летом возили на маленьком пароходе «Орлик» в деревню на Оби. Там в бору мы жили в палатках, отдыхали, играли в футбол, волейбол, городки. На лодках ходили по реке. Помню, Саша был отличный гребец, здорово управлялся с веслами.

Также возили нас в Юргу, где мы тоже ставили палатки в лесу. Запомнился такой случай. Весна. Вода в Оби еще холодная, только лед сошел. Купаться нельзя. А Покрышкин, кажется, на спор, раздевается и прыгает в реку. Поплавал и вылазит как ни в чем не бывало.

… Вообще время было нелегкое, нехватка во всем. Одежду получали только по ордеру, который давали в ФЗУ, там смотрели, кто как живет. Мне выделили гетры и майку-футболку. Но я-то жил в семье, отец — столяр, работал на строительстве дома Ленина, ипподрома и других зданий. Питание домашнее — в основном щи и каша, мясо далеко не каждый день. Правда, рыбы дешевой было много, на базаре лежали целые вороха.

Жил народ очень дружно! Если праздник — все выходили на улицу. Гармошка. Танцы. В своем квартале я знал всех до одного. Мы, ребята, играли в бабки, сейчас эту игру забыли. От коровьей ноги брали кость-бабку, сверлили дырочку, заливали свинец. Собиралось человек пять. По две бабки каждый ставил в ряд. На расстоянии десять метров — черта. Вытаскивали спичку — кто первый бросает свинцовый налиток. Не попал — штраф. Пять из десяти сбил — забираешь все. Ох, и ловкие были игроки! И Саша Покрышкин с нами играл. Но главное для нас с ним, я уже говорил, — это были голуби.

Бегали в кино, смотрели американские фильмы. Помню, «Знак Зорро», где бились на шпагах. Дрались и мы на кулачках улица на улицу, имели своих атаманов.

На Каменке любили мы рыбачить. Речка неширокая, всего метра три, а где мельница Петухова — там пруд. Вода чистейшая, мы ее пили. Родники били со дна. Ягоды и грибы собирали недалеко от своих домов, совсем рядом, было их полно!

Зима — не чета нынешним. Мороз стоит долго, 40–45 градусов, без ветра, все трещит. И ничего… Здоровье у людей было крепкое. Сейчас чуть дунет на кого, уже простыл, лежит, охает. А мой отец попросит мать затопить баньку, пропарится, выпьет кружку самогона, поспит на печи и утром говорит: «Не болею и не болел!»

В 1919 году от тифа, который косил мужиков в нашей деревне в 30 километрах от Новониколаевска, мы уехали в город, где и остались.