«Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству.
Но не первый раз приходится русскому человеку выдерживать такие испытания. С Божьей помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед родиной и верой, и выходили победителями».
В обращении митрополита не прозвучала ни одна неверная нота. Он не успокаивал народ, как В. М. Молотов, сказавший в тот день, что при бомбежке советских городов «убито и ранено более двухсот человек», когда уже погибли тысячи. И. В. Сталин 3 июля говорил, что «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты…»
Но и в выступлениях руководителей государства прозвучало главное — это «Отечественная война… Наше дело правое». И. В. Сталин обратился к народам уже не «Граждане и гражданки Советского Союза!», а «Товарищи! Граждане! Братья и сестры!»
… Звенящие удары металла о металл разбудили Покрышкина в палатке на аэродроме в молдавском городке. Били в рельсу — сигнал тревоги! Постоянные учебные тревоги стали привычными, Леонид Дьяченко вставать не торопился, ворчал: «Какое отношение мы имеем к делам этого полка?» Но Покрышкину не давало покоя предупреждение старика-еврея… Александр Иванович сразу ощутил необычное напряжение на аэродроме. На КП все стало ясно: «Война! На границе уже идут бои. Ждем удара по аэродрому».
Первый день войны, как никакой другой, подробно описан А. И. Покрышкиным в его книгах. Каждая деталь осталась в памяти. Этот день для летчика сложился столь ошеломляюще, что после первого боя хотелось «сделать переворот и вертикально врезаться в землю…»
Александр Иванович, как опытный техник, вместе с товарищами самостоятельно подготовили МиГи и вылетели на полевой аэродром в Семеновку у совхоза «Красный Маяк» в Одесской области (летчики назвали эту площадку — Маяки). В Бельцы к своей эскадрилье без боеприпасов лететь было нельзя. Еще с земли до вылета из Григориополя летчики увидели бой наших истребителей с «юнкерсами».
Прилетев в Маяки, Покрышкин обратился к инженеру полка — пулеметы на его самолете пристрелять на сто метров. «Это не по инструкции. Положено на двести», — ответил инженер. Но Покрышкин уже до войны понял цену многих инструкций мирного времени: «Пусть слабаки стреляют на двести метров, а я буду стрелять на сто и меньше!»
Летчик полон нетерпения. «Душа жаждала боя»… Но горячность и нетерпение к добру не приводят.
Сначала Александру Ивановичу пришлось лететь не на своем истребителе, а на У-2. Начальник штаба А. Н. Матвеев приказал найти севшего на вынужденную посадку без горючего командира полка В. П. Иванова. Командир вернулся в полк на прилетевшем У-2. Покрышкин полдня ждал бензовоз, проклиная нелепое бездействие. Уже были получены сообщения с аэродрома в Бельцах, который ранним утром бомбили немцы — погибли моторист Ф. М. Вахтеров и техник Д. А. Камаев. В воздушном бою погиб адъютант эскадрильи Семен Овчинников. Вспомнились споры с ним о технике пилотирования: «Семен! Когда ты перестанешь пилотировать самолет в замедленном темпе?» — «Ты летай по-своему, а я буду летать, как положено!» И в первом же бою пара «мессеров» расстреляла Овчинникова на его плавных виражах… Как предсказывал Покрышкин, и не только он, одной из первых целей для «юнкерсов» стал размещенный на передовом аэродроме и почему-то выкрашенный в заметный издалека белый цвет громадный бензосклад.
Кстати говоря, пишет в своих воспоминаниях Г. А. Речкалов, на второй день войны выяснилось, что начфин базы в Бельцах и начальник ГСМ были немецкими агентами.
Вернувшись в Семеновку, Александр Иванович со своим звеном получает боевое задание — провести разведку аэродромов в румынских городах Яссы и Роман. На приграничном аэродроме в Яссах самолетов не было, но удивило большое количество зенитной артиллерии всех калибров. Хлопья разрывов снарядов и святящиеся трассы — необычное эффектное зрелище, которое пока сильно не страшит… В Романе летчики обнаруживают «авиавыставку» из двух сотен самолетов, целое озеро слепящего света — лучи полуденного южного солнца отражались от алюминиевых плоскостей и стекол кабин.
Удар по авиагруппировке противника по докладу разведчиков мог бы стать успешным, но в штабах медлят… Дьяченко выражает общее возмущение: «Ну зачем мы как ошалелые носились среди зенитного огня?!»