К 23 апреля наша авиагруппировка, получив подкрепление из резерва Ставки, на Кубани приблизилась по численности к немецкой, составив около 900 самолетов. Г. К. Жуков и А. А. Новиков утвердили план авиационного наступления, первая задача которого — завоевать господство в воздухе.
20 апреля, в день рождения фюрера, немцы пошли на решительный штурм плацдарма, Малой земли. В небе творилось невиданное. Участники боев на земле все же нет-нет да и смотрели вверх, завороженные ужасом воздушной битвы. Командир экипажа Пе-2 35-го гвардейского Сталинградского бомбардировочного авиаполка Герой Советского Союза А. В. Жолудев (один из тех, кого прикрывал в те дни Покрышкин) вспоминал: «Такой плотности авиации до сих пор мы не встречали. Воздушные бои с небольшими перерывами велись почти на всех высотах. В этой карусели подчас трудно было определить, где свои, где чужие. Впервые на передний план выплыла проблема, как избежать столкновений в воздухе».
На скоростях в несколько сотен километров в час крутились над морем в своих одиночных кабинах истребители, схлестывались друг с другом на неведомых сухопутному человеку «боевых разворотах» и «косых переворотах». Согнутые адскими перегрузками, теряли сознание, ловили в прицел свастики и звезды… В бою, как пишут летчики, исчезает представление о времени и все решают молниеносные интуитивные вспышки из глубин сознания и подсознания. В одном миге для истребителя — и холод гибели, и счастье жизни.
Тяга мотора для летчика — тонкая нить между небом и землей. Нить, которую обрезает судьба… По глади воды, дробясь друг о друга, шли большие круги от упавших на морское дно самолетов. Набухая горькой соленой влагой, белели на волнах саваны парашютов… Редко кого из сбитых успевали подобрать наши или немецкие катера.
Покрышкина, как сам он пишет, в одном из боев над Цемесской бухтой спасла только «интуиция или телепатия от моего ведомого». Отказал радиоприемник, но что-то заставило оглянуться в заднюю полусферу и увидеть в пятидесяти метрах атакующий «мессер». Мгновенный резкий косой переворот, и пушечная трасса прошла ниже крыла. Маневр, огонь — и немецкий пилот, уверенный в успехе, рухнул в воду. Покрышкин «только в этот момент почувствовал, что весь мокрый от пота. Да, нелегко достается победа…»
О подобных боях один из историков истребительной авиации американец М. Спик пишет: «Выживание в воздушном бою во многом зависит от качества, которое называется предчувствием ситуации. Это, главным образом, способность следить за событиями в быстроразвивающейся, высокодинамичной и объемной ситуации, но есть веские основания утверждать, что предугадывать надвигающуюся опасность пилоту помогает некое шестое чувство». Сколько же таких эпизодов в биографиях известных летчиков!..
20 апреля погиб талантливый молодой летчик Иван Савин, только что представленный к ордену за несколько сбитых вражеских самолетов. Александр Иванович приказал ему проводить до аэродрома подбитый Пе-2 и строго запретил возвращаться в Поповическую одному. Одиночные и поврежденные самолеты — любимые цели «экспертов» люфтваффе. Савин, радостный после очередной победы, ослушался и погиб.
24 апреля жертвой такой же атаки «экспертов» стал Василий Островский, которого Александр Иванович назвал приемным сыном. «Летчики не имеют права плакать», — говорил Покрышкин. Но признавался позднее, как среди благоухания цветущих в Поповической весенних садов особенно тяжко давила сердце тоска…
Островский Василий Поликарпович, 1922 года рождения, Красноградский район Орловской области, деревня Шарок… Немецкие «рыцари», как это они часто делали на Кубани, безжалостно расстреляли сбитого летчика уже под куполом парашюта. Покрышкин принимает решение отвечать тем же.
За день до Островского погиб еще один ученик Александра Ивановича — белорус Степан Вербицкий. Выполняя приказ Покрышкина, он развернулся в лобовую атаку на четверку «мессов», но ведущий пары Паскеев бросил его, трусливо вильнул в сторону. Немцы умело взяли в «клещи» одинокую «кобру». Вербицкий погибал, как Бережной, на глазах у друзей опускаясь на парашюте в ледяную смертную купель.