Покрывало Изиды

Вопреки его пожеланию никакого спокойствия на душе у Осокина не было. Он вспомнил подозрительно липкую ручку входной двери, и всё встало на свои места. Чтобы скандальные мемуары опального олигарха Маевского никоим образом не попали в Москву, Грубер сначала отравил его и Катю, потом закрыл их в военном госпитале, а теперь предложил обменять вожделенную рукопись на свободу и неприкосновенность. Собственную и, что самое главное, дочери. Катя оказалась единственно действенным инструментом, с помощью которого контрразведчики могли вывернуть Осокину руки. А ведь как хорошо всё было задумано! После отправки мемуаров вместе с дочерью в Москву, он мог бы играть в кошки-мышки с Ми-5 всю оставшуюся жизнь. Но Грубер всё же переиграл его, и переиграл начисто. Отравление агентами Москвы! И его самого и дочери! Такого неожиданно-дерзкого хода Осокин предусмотреть не мог! Если он отдаст Груберу рукопись, то в Темза-Хаус закроют глаза на его двойную игру и всё останется как прежде. Катю отпустят в Москву, его вернут в Мэтфилд, а возможно, даже позволят улететь вместе с дочерью в Россию. А если не отдаст – то просто-напросто добьют в госпитале и выставят очередной жертвой бесчеловечного кремлёвского режима. Впрочем, сделать его и Катю жертвами режима, можно и в первом варианте. Так даже надёжнее…

Осокин своими руками втравил дочь в эту авантюру! У него было время, чтобы отменить Катину поездку в Лондон – ведь он обнаружил слежку ещё за три дня до её прилёта. Выходя из дома хотя бы на час, Осокин обязательно оставлял в зазоре между косяком и дверным полотном маленький кусочек поролона. Поролон был подобран в тон двери и на посторонний взгляд был абсолютно незаметен. Если бы кто-то открыл дверь в его отсутствие, то метка непременно бы выскочила и сообщила своему хозяину о непрошеном госте. В течение двух лет кусочек поролона всегда оставался на своём месте – в щёлочке чуть ниже дверного замка, а за два дня до приезда Кати, когда Осокин вернулся после очередной лекции в Ост-Индском колледже, он оказался лежащим на каменной ступеньке. В доме не было никаких следов таинственных визитёров, – они ничего не искали. А если не искали – то, значит, установили наблюдение. В другой момент Осокин бы плюнул на это и спокойно жил, словно в аквариуме, на глазах у агентов наружного наблюдения. Но он совсем не хотел, чтобы они пялились на его дочь.

Пройдя в гостиную, Осокин обвёл её цепким профессиональным взглядом. Зацепиться там было не за что – ни картин, ни фотографий, ни каких-либо безделушек-статуэток. Только натёртые до блеска деревянные поверхности, прозрачная люстра и гладкие горизонтальные жалюзи. Казалось, что даже самую миниатюрную видеокамеру спрятать здесь было негде. И всё же одно место имелось – это стоявшая в углу стеклянная витрина с праздничной посудой. Оттуда вся комната просматривалась как на ладони. Осокин подошёл к прозрачному шкафу, критически оглядел кристально чистые рюмки, бокалы и тарелки, а потом взял в руки большую цветочную вазу – его первый подарок на день рождения жены. Её как память привезла из Москвы Катя. Именно там, в одной из хрустальных складок, пряталась маленькая пластиковая “пуговка”, заметная только при очень пристальном рассмотрении. Осокин не стал отрывать и выбрасывать обнаруженный шпионский гаджет, а просто развернул вазу так, чтобы наблюдатели не могли видеть ничего кроме глухой задней стенки посудной витрины. Потом он до поздней ночи тщательно обыскивал собственный дом и нашёл ещё четыре закладки: в обеих спальнях, на кухне и в прихожей. Все камеры Осокин оставил на прежних местах, только предусмотрительно заклеил их малярным скотчем. Захламлённую кладовку и гараж он обшаривать не стал – даже если наблюдатели там что-то и установили, то ничего интересного увидеть не могли.

Вот тогда-то и нужно было изменить, казалось бы, безупречный план и немедленно отменить Катину поездку. Но недооценивший своего противника Осокин этого не сделал, и теперь его отравленная дочь лежала в больничной палате, превратившись в заложницу чужой политической игры. В сложившейся ситуации её можно было вывести из-под удара, только отдав Груберу найденную рукопись. Но спасёт ли это Катю? И он и дочь гарантированно живы только до тех пор, пока мемуары Маевского находятся у них…

Глава 4. Игра в прятки.

Старший полковник Алекс Грубер и майор Самуил Престон, сидели перед большим монитором и внимательно смотрели на расплывчатый оранжевый силуэт, похожий на причудливо вытянутую кляксу. Силуэт неспешно передвигался на фоне неподвижных серых и голубых пятен. Отойдя в правую часть экрана, он остановился и стал слабо пульсировать.

–Что конкретно делает сейчас наш объект?– прервал сосредоточенное молчание Грубер.

–Сейчас он на кухне. Возможно, делает бутерброды, а, возможно, заваривает чай,– неопределённо пояснил Престон.

–А, возможно, именно сейчас он, разбивает жёсткий диск,– задумчиво предположил старший полковник.