Покрывало Майи, или Сказки для Невротиков

Такова судьба многих людей, у которых спонтанно открываются мистические способности. Чувствуя за ними большую силу, такие люди пытаются их эксплуатировать, еще не выйдя на уровень вишудхи, а оставаясь на анахате; естественно, что от этого пророческий дар загрязняется и со временем полностью исчезает. Однако локальное ясновидение — это лишь один из немногих, и не самый главный дар анахаты, а главный ее дар — это способность воспринимать мир и сопереживать ему, и эта способность травмирует человека на варварском уровне. Он не хочет сопереживать, и тем более не хочет отдавать свою благодать в мир обратно, и пытается настроиться так, чтобы, воспринимая благодать от мира, всю ее оставить внутри себя. В результате он становится совершенно неадекватным анахатной реальности, и она начинает его насильно (как ему кажется) заставлять быть адекватным той миссии, которую анахатный поток на него возлагает. Крики окружающей среды о помощи, ощущение необходимости его любви для нее становятся все более и более очевидными, но человек их упорно не замечает до тех пор, пока с ним не начинают происходить неприятности уже на уровне жизни и смерти или пока не ломается вся его привычная жизнь, и тогда ему приходится узнать, что Божественная любовь не всегда является в виде чистых благодеяний, и что у Бога любви имеется и свой гневный лик, что Он умеет и настаивать, и развеивать по ветру самые прочные заблуждения, когда тому приходит срок.

Если на варварском уровне проработки анахаты человек совсем не понимает, что с ним происходит, то на любительском уровне первые проблески этого понимания у него уже появляются. Он сознает, что является объектом особого любовного внимания со стороны окружающего мира, и он способен в некоторых случаях нести эту любовь вовне, однако он не делает это главным делом своей жизни, а играет с энергией благодати и смотрит (не слишком внимательно), что из этого получается. Ему бросается в глаза, что эта благодать несколько увеличивает его власть над миром, но она не дает ему возможности реализовать серьезные программы манипурного толка, которыми он может быть увлечен, и поэтому он не придает ей большого значения. Он замечает также, что у него бывают проблески видения и интуиции, которые почти чудесны, и склонен ими пользоваться и им доверять, но, в целом, не придает им большого значения. Вместе с тем, до него уже доходит ценность анахатной энергии и ее отличие от энергии манипуры, и это обстоятельство настраивает его внимание, особенно когда поток анахаты силен; когда же он ослабевает, то человек любительского уровня забывает о нем и сам для себя делает вид, что может прожить и так. По крайней мере, сколько-нибудь серьезных усилий для восстановления потока благодати он не прилагает и жертв для этого не приносит. Это уровень хорошего, доброго человека, снисходительного к окружающим, но поддерживающего свой уровень доброты, снисходительности и внимания лишь до тех пор, пока у него все более или менее в порядке. Если же его обстоятельства сильно ухудшаются и природное добродушие сменяется гневом, он не считает это чем-то особенным и позволяет себе поведение, выходящее за рамки анахаты. Всерьез к анахатному потоку он не привязан.

И, наконец, на третьем, профессиональном уровне проработки анахаты, человек уже не мыслит себя вне потока благодати. Это уровень святого, основной смысл и цель жизни которого заключены в Божественной благодати, которую он не только отчетливо ощущает, но и считает необходимым ей соответствовать всем образом своей жизни. На этом уровне способности к ясновидению, видению прошлого и будущего, проникновение в тайную суть явлений присутствуют постоянно, но человек не придает им слишком большого значения, понимая, что они представляют собой не более, чем косвенные следствия того общего Божественного внимания, которое он по воле Божьей имеет и которое поддерживает всеми силами своей души и тела.

Глава 5 Вишудха

Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река

высовывалась бы из-под моста, как из рукава — рука,
и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
как Шопен, никому не показывавший кулака.

И. Бродский