Покуда я тебя не обрету

Позднее Джек решил, что проблемы с директором отеля начались после визита той странной дамы, англоговорящей лесбиянки, но на самом деле он ни разу не видел, чтобы мама о чем-либо беседовала с директором. Просто в один прекрасный день мама стала по-другому смотреть на отель, стала говорить слова вроде: "Если сегодня я не получу какой-нибудь информации про Дока, мы выметаемся отсюда завтра же утром" (впрочем, никуда они наутро не выметались). А еще случалось, что Джек просыпался ночью и не находил мамы рядом. Он, конечно, был маловат, чтобы определить, который час, но ему все-таки казалось, что уж точно было слишком поздно даже для самого позднего ужина. Так куда же Алиса отправлялась по ночам? Может, она делала директору бесплатные татуировки?

Так что им сильно повезло, когда они встретили того бухгалтера. Джек скоро начал думать, что маме в каждом городе суждено встретить кого-нибудь, кто им поможет. Правда, когда тебя спасает бухгалтер, испытываешь разочарование — ну что такое бухгалтер по сравнению с самым маленьким солдатом? Но когда мама с Джеком заметили этого человека за завтраком в "Гранд-отеле", они еще не знали, что он бухгалтер.

Звали его Торстен Линдберг, и был он так тощ, что казалось, один завтрак ему не поможет. Торстен явно был такого же мнения, судя по тому, какие горы еды он накладывал себе на тарелку. Алиса с Джеком поэтому и заметили его, а вовсе не потому, что он походил на искателя татуировок. Торстен наложил себе полную тарелку селедки — а Джек с Алисой ее терпеть не могли — и принялся со страстью ее поглощать. Мама и сын забыли о своем бизнесе и как завороженные смотрели, с каким аппетитом ест этот высокий, печального вида человек. Они решили, что, наверно, у Торстена завтрак — тоже единственная настоящая еда за день. Да, ел он невкусную с их точки зрения селедку, но в остальном явно говорил с ними на одном языке.

Наверное, они так были поглощены зрелищем, что забыли о том, что глазеть на чужих людей невежливо; наверное, поэтому Торстен Линдберг стал глазеть на них в ответ. Позднее он объяснял, что не мог не заметить, как много еды (среди которой не было селедки) уплетали они с Джеком. Бухгалтер в нем не мог не сделать вывод, что эта женщина с ребенком пытается сэкономить.

Джек аккуратно отодвинул на край тарелки грибы из своего омлета из трех яиц — для мамы; она доела блины, а сыну оставила дынные шарики. Линдберг же все атаковал свой бесконечный косяк селедки.

Тот, кто думает, будто все бухгалтеры скупердяи, а детей терпеть не могут, не встречал Торстена Линдберга. Закончив завтрак, достойный самого Гаргантюа, чуть раньше, чем Алиса и Джек, — они-то одновременно выглядывали клиентов, — Линдберг подошел к их столу, улыбнулся Джеку и что-то приветливо сказал по-шведски. Мальчик обернулся к маме, прося о помощи.

— Прошу прощения, мой сын говорит только по-английски, — сказала Алиса.

— Отлично! — воскликнул Линдберг, словно бы полагал, что в Швеции англоговорящим детям нужна особая доза хорошего настроения. — Скажи, ты когда-нибудь видел рыбу, которая плавает в воздухе?

— Нет, — ответил мальчик.

Одет Линдберг был, как полагается чиновнику, — темно-синий костюм с галстуком, и со стороны его можно было принять за человека, направляющегося на похороны, или, хуже того, за самого покойника; но вел он себя как настоящий цирковой клоун или фокусник. Повернувшись к Джеку, Линдберг снял пиджак, отдал его Алисе жестом одновременно вежливым и фамильярным, словно та его жена. С большим шиком он расстегнул рукав своей безупречно белой сорочки и закатал его выше локтя. На предплечье красовалась обещанная рыба; татуировка была великолепна, казалось, что рыба — явно японская, хотя и не карп, — выросла у него на руке. Голова рыбины лежала на запястье, а хвост огибал локтевой сустав. Чешуя переливалась ярко-голубым, желтым, зеленым, черным и красным. Торстен напряг мускулы и стал крутить запястьем в разные стороны — и рыба в самом деле поплыла, изгибаясь спиралью от локтя к ладони, как будто стремилась схватить что-то, зажатое хозяином в кулаке.

— Ну вот, теперь ты видел, как рыба плавает в воздухе, — сказал Линдберг Джеку, а тот снова уставился на мать.

— Татуировка выше всяких похвал, — сказала Алиса, — но готова спорить, что Док Форест умеет делать и получше.

Линдберг ответил без паузы, но понизив голос:

— На людях я не смею показать вам то, что изобразил на мне Док Форест.

— Ага, так вы его знаете! — сказала Алиса.

— Разумеется. Я-то думал, вы тоже.

— Я знаю только его работы, — ответила Алиса.

— Вижу, вы неплохо разбираетесь в татуировках! — сказал Линдберг. Его интерес и радостное возбуждение делались сильнее с каждой фразой.

— Спрячьте, пожалуйста, вашу рыбину, — сказала Алиса. — Если у вас есть немного времени, у меня есть комната и оборудование.

Потом Джек долго жалел, что мама не выучила, как будет по-шведски "Спрячьте, пожалуйста, вашу рыбину".