— Ты можешь заявить и об остальном, — сказал Род, пытаясь говорить, но тем не менее втайне радуясь, что он не единственный враг Очсека.
— Нет, я не смогу, — сказала Лавиния. Ее лицо пылало от ярости, растворенной в горе. Горе было более глубоким и более реальным, чем ярость. Впервые Род ощутил интерес к Лавинии. Что же могло случиться с ней?
Девушка посмотрела на него и заговорила, повернувшись к мертвой птице.
— Хоугхтон Сум самый противный человек из всех, кого я знаю. Надеюсь, он умрет. Он никогда не избавится от своего гнилого детства. Постаревший, противный мальчишка — враг людей. Мы никогда не знали, каким он может быть. И если бы ты, Род сто пятьдесят первый, немного отвлекся от своих проблем, то помнил бы, кто я такая.
— Кто же ты на самом деле? — удивившись, сказал Род.
— Я — Дочь того Отца.
— И что? — спросил Род. — Все девочки такие же.
— Значит ты никогда ничего не знал обо мне. Я — Дочь того Отца из «Песни Дочери Отца».
— Я никогда не слышал ее.
Лавиния посмотрела на Рода. На глазах у нее навернулись слезы.
— Тогда послушай. Я спою ее тебе сейчас. Все это — правда, правда, правда…
— Я вижу, ты слышал ее тоже, — вздохнула она. — Так мой отец написал. О моей матери. О моей матери!
— Ах, Лавиния, — сказал Род. — Извини. Я никогда не думал, что это имеет к тебе какое-то отношение. И ты моя троюродная или четвероюродная сестра. Но, Лавиния, тут что-то не так. Как могла твоя мама сойти с ума, если она на прошлой неделе была в моем доме и выглядела так хорошо?
— Она никогда не сходила с ума, — сказала Лавиния. — Это — мой отец сошел с ума. Он сочинил эту жестокую песню о моей матери, чтобы досадить соседям. Он мог выбрать Хихикающую Комнату, чтобы умереть или отправиться в какое-нибудь тошнотворное место, и жить там бессмертным и безумным. Сейчас он так и делал. А Очсек, Очсек угрожал вернуть его родственникам, если я не стану делать то, что он хочет. Ты думаешь, я забуду это? После всего? После того как люди поют эту ужасную песню с тех пор как я себя помню? Ты удивлен, что я знаю об этом?
Род кивнул.
Проблемы Лавинии потрясли его, но у него самого были неприятности.
Солнце никогда не пылало над Норстралией, но Род неожиданно почувствовал жажду и ему стало жарко. Род хотел спать и удивлялся опасностям, которые окружали его.
Лавиния встала рядом с ним на колени.
— Прикрой глаза, Род. Я стану тихо «гаварить», так чтобы никто не услышал кроме Билла и Хоппера на твоей ферме. Когда они придут, мы спрячемся днем, а ночью сможем добраться до твоего компьютера и спрятаться там. Я попрошу их принести поесть.
Она заколебалась.
— И, Род?
— Да? — спросил он.
— Забудь обо мне.
— Почему?
— Из-за моих неприятностей, — с раскаянием сказала она.
— Сейчас у меня самого много проблем, — сказал он. — Давай не обвинять друг друга, но ради овец, дай мне поспать.
Он погрузился в сон, а она сидела рядом с ним, насвистывая громкую, чистую мелодию. Она долго-долго тянула каждую ноту. Род знал некоторых людей, особенно женщин, которые насвистывали, когда пытались сконцентрироваться на телепатическом «гаварении».
Род, прежде чем уснуть, посмотрел на нее. Он увидел, что глаза Лавинии глубокой, странной синевы. Они безумно походили на далекие небеса самой Старой Земли.
Род уснул и во сне почувствовал, что его несут.
Руки, которые несли его, казались дружелюбными, и Род погрузился в глубокий… глубочайший сон без сновидений.
8. СНЗ-ДЕНЬГИ, ГИД-ДЕНЬГИ
Когда, наконец, Род проснулся, он почувствовал, что его раненное плечо туго забинтованно. Раненная рука пульсировала. Род чувствовал слабость, потому что боль усилилась и он временами терял сознание.
Бормотание голосов?