Покупка меди (статьи, заметки, стихи)

Завлит. А почему я должен выразить неудовольствие в ответ на признание, что в нашей театральной работе тебя интересует показ событий, происходящих в мире? Ведь мы и в самом деле воссоздаем эти события.

Философ. Я сказал: вы изготовляете копии, и они интересуют меня постольку, поскольку они соответствуют оригиналу, потому что всего больше меня занимает оригинал, то есть общественная жизнь. Сказав это, я ожидал, что вы отнесетесь ко мне с известной настороженностью и усомнитесь в том, смогу ли я при такой позиции быть для вас хорошим зрителем.

Завлит. Почему бы тебе не быть хорошим зрителем? У нас на сцене давно уже повывелись боги и ведьмы, звери и духи. В последние десятилетия театр изо всех сил старался подставлять жизни зеркало. В угоду своему честолюбивому желанию способствовать разрешению социальных проблем он принес величайшие жертвы. Он показал, как это плохо, что на женщину смотрят лишь как на игрушку; что рыночная купля-продажа захватила также домашние очаги, превратив семью в арену боев; что деньги, с помощью которых богачи обеспечивают своим детям образование и культуру, добываются за счет того, что детей других родителей толкают в пучину порока, и еще многое другое. И за эти услуги, оказанные им обществу, театр заплатил тем, что едва не утратил всего своего обаяния. Он оставил все попытки создать хотя бы одну великую фабулу, которая могла бы сравниться с творениями древних.

Актер. И хотя бы один столь же великий характер!

Завлит. Зато мы показываем банки, клиники, нефтяные вышки и поля сражений, трущобы и виллы миллиардеров, хлебные поля и биржу, Ватикан, беседки, дворцы, фабрики, залы совещаний, короче, всю жизнь, как она есть. У нас на сцене происходят убийства и заключаются контракты, разыгрываются адюльтеры, совершаются героические подвиги, объявляются войны, у нас умирают, рождают детей, торгуют, блудят, мошенничают. Короче, мы показываем общественную жизнь людей со всех сторон. Мы используем любые впечатляющие средства, не боясь никаких новшеств, все законы эстетики давно выброшены за борт. Пьесы насчитывают иногда пять актов, иногда пятьдесят, случается, что на одной и той же сцене одновременно воздвигают до пяти игровых площадок, счастливые концы чередуются с несчастливыми, есть у нас и такие пьесы, где публике предоставляется самой выбрать конец. Сегодня мы стилизуем исполнение, завтра - играем совершенно естественно. Наши актеры одинаково ловко управляются как с ямбами, так и с уличным жаргоном. Оперетты подчас отдают трагизмом, в трагедиях же встречаются песенные интермедии. Сегодня на сцене стоит дом, каждой деталью, вплоть до последней печной трубы, схожий с настоящим домом, а завтра двум-трем разноцветным жердям вменяется в обязанность изображать пшеничный склад. Над игрой наших клоунов проливают слезы, а на наших драмах - надрывают животики. Одним словом, у нас теперь все бывает. Я сказал бы: к сожалению.

Актер. В твоем рассказе звучит скорбь, на мой взгляд, неоправданная. Можно подумать, будто мы и впрямь оставили всякую серьезную работу. Но смею заверить, мы не какие-нибудь бездумные проказники. Мы - люди, выполняющие тяжкий труд под строгим контролем и с предельной отдачей сил, - иначе нельзя хотя бы из-за острой конкуренции.

Завлит. Потому-то наши изображения настоящей жизни и стали образцово-показательными. Публика может изучать у нас любые тончайшие движения души. Наши семейные картины скопированы с величайшей тщательностью. За многие десятилетия отдельные актерские труппы отлично сыгрались, у нас можно было даже увидеть сцены, ну, взять, к примеру, вечер в помещичьем доме, где в каждом жесте актеров сквозит естественность, и, кажется, из сада даже доносится запах роз. Я часто удивлялся, как это авторам пьес еще удается отыскивать для своих героев какие-то новые душевные состояния, когда, казалось, все они уже известны наперечет. Нет, мы и впрямь не смущаемся никакими сомнениями и не скупимся на усилия.

Философ. Так, значит, ваша главная цель - отображать взаимоотношения людей?

Завлит. Если бы мы не отображали человеческих взаимоотношений, это вообще уже не было бы искусством. В крайнем случае ты можешь сказать, что наши изображения плохи. Это означало бы, что ты считаешь нас дурными художниками, ведь наше искусство в том и состоит, чтобы придавать нашим изображениям печать правдоподобия.

Философ. Предъявлять подобный упрек никак не входило в мои намерения. Я хочу говорить не о плохом искусстве, а о хорошем. А там, где искусство хорошо, оно и впрямь придает изображению печать правдоподобия.

Актер. Я не одержим манией величия, но все же смею утверждать, что берусь изобразить любой поступок, даже самый невероятный, так, что ты уверуешь в него без всяких колебаний. Если хочешь, я покажу тебе, как император Наполеон пожирает сапожные гвозди, и бьюсь об заклад, ты найдешь это вполне естественным.

Философ. Ты совершенно прав.

Завлит. Позволь мне указать тебе, что ты несколько отклонился от темы. Ты бьешь, как говорится, мимо цели.