Покушение

— после всего этого если Сергей Антонов и в самом деле неким образом, прямо или косвенно, был причастен к покушению на папу Иоанна Павла II, то почему его не отозвали из Италии, почему он спокойно продолжал работать в Риме?

Не буду употреблять точного определения, но, по-видимому, Вы придерживаетесь мнения, что квалификация болгарских органов безопасности оставляет желать лучшего. Каков бы ни был Ваш критерий, он остается Вашим, но логика развивается в пределах общепринятых норм и Вы не можете не считаться с ними. При наличии всех этих сигналов Антонову — если он был сообщником Агджи — оставаться в Риме совершенно невозможно!

Разумеется, Вы можете ответить, что не претендуете на абсолютную полноту и целостность (это внушается общественности) Вашего обвинительногозаключения. Можете сослаться даже на собственные слова в заключении, что «для достижения бесспорного и высшего коэффициента судебной уверенности собранные доказательственные элементы требуют дальнейшей и углубленной оценки».

Вероятно, Вы скажете, что предвидели протесты, подобные моим, которые Вы называете «личными пристрастными интересами», и поэтому не случайно отметили в заключении, что не следует «приписывать настоящему следственному решению окончательного судебного значения». Я понимаю, Вы хотите подстраховаться. Но нет такой страховки — «судейские решения»,

Не кто иной, как лично Вы, берете измышления Агджи, смешиваете их с противоречиями и возможностями, сказанными и недосказанными, из всего этого стряпаете псевдообвинительное заключение и заявляете: «Уместно подчеркнуть, что, по нашему мнению, собраны доказательственные элементы, дающие возможность состоятельного и положительного убеждения в связи с признанием вины обвиняемых». Так, в соответствии с Вашим мнением и вразрез с итальянским уголовно-процессуальным кодексом, требующим наличия не сомнительных доказательственных элементов, а «достаточных доказательств». Вы обвиняете и предаете суду невинных людей, среди которых и Сергей Антонов, человек, лишенный свободы уже более двух лет и психически тяжело травмированный.

Поэтому не будьте столь высокого мнения о своей беспристрастности и непричастности. За ведение этого дела, которое, по Вашим словам «исторически уникально», за это грубое попрание прав человека, элементарнейшего чувства справедливости, юридической этики и извечных принципов правосудия и Вы, д-р Мартелла, станете одним из тех, кого история призовет к ответственности».

В письме от 10 декабря 1984 г. приводится ряд важных фактов, на которые судебный следователь не счел нужным обратить внимание.

«При чтении Вашего обвинительного заключения удивляет то ожесточение, с которым Вы выискиваете «болгарский след», стараясь не замечать тех «отклонений», которые могли бы привести к другому следу.

В подтверждение сказанного хочу привести несколько примеров.

В ходе следствия Вы устанавливаете сами, а затем и Агджа признается, что он солгал о своем знакомстве с болгарским дипломатом Иваном Дончевым, о посещении вместе с болгарскими разведчиками объектов римского маршрута Леха Валенсы. И останавливаетесь на этом, постановив прекратить дело за отсутствием достаточных доказательств.

Почему Вы не пошли дальше по этому следу, чтобы установить, откуда Агдже были известны указанные и описанные им лица и объекты, если он никогда не видел этих людей и, не посещал эти объекты?

Почему Вы не выяснили (и не отметили в обвинительном заключении), действительно ли Ваш коллега Фердинандо Импозимато допустил грубую и порочащую следствие процессуальную ошибку — показывая Агдже альбом фотоснимков в целях опознания, указал на один из них, говоря: «Это Иван Дончев. Ты его знаешь?» Почему Вы не выяснили и не отметили в объяснительном заключении, действительно ли Ваши коллеги Фердинандо Импозимато и Росарио Приоре допустили не менее грубую и порочащую следствие процессуальную ошибку — в присутствии Агджи читали документы и вели беседу, обсуждая те самые вопросы, которые несколько минут спустя были заданы Агдже? Как явствует из обвинительного заключения, Вы этого не сделали. Вы позволили себе публично скомпрометировать своих коллег Импозимато и Приоре, уличив их в недопустимом процессуальном проступке, но предпочли не разбираться далее в этом исключительно серьезном, фундаментальном вопросе об источниках информации Агджи.

В ходе следствия Агджа, никогда не изучавший итальянский язык и, как доказано, до первого процесса против него в Риме совершенно не говоривший на нем, после периода «полной изоляции» в тюрьме начинает отвечать на Ваши вопросы по-итальянски. И, судя по цитатам из его заявлений, он говорит, употребляя сложные словосочетания, на очень неплохом итальянском языке. Как Агджа в условиях «полной изоляции» мог выучиться хорошо говорить по-итальянски?