Покушение

Сириль Блейк поздоровалась с мадам Ралли и сняла защитный чехол с аппарата, представлявшего собой нечто наподобие огромного стоматологического кресла с телескопическим рукавом, оборудованным плоской антенной. Магнетическая стимуляция головы являлась гениальным связующим звеном между мозгом и внешним миром. За креслом, в большой коробке, хранилась бобина медных проводов, которые в результате взаимодействия с электрическим током создавали магнитное поле. Зонд был сделан в форме плоского блюдца, и врач прислонял его к той части покрытого волосами тела человека, которую требовалось стимулировать в первую очередь. Силовое поле проникало в мозг пациента совершенно безболезненно, возбуждая нейроны коры и внешнего слоя мозга. Лечение этим методом, проведенное на больных шизофренией, тяжелыми формами депрессии и пациентах с плохой переносимостью лекарств, дало отличные результаты.

Во Франции использовали шесть таких аппаратов, и три из них — в Париже. В Центре «Дюлак» он появился чуть меньше месяца назад, но уже успел отлично зарекомендовать себя. На данный момент лишь Блейк и Мерсье прошли подготовку по использованию этого прибора, разработанного медицинским центром «Бет Израиль Диконесс» Бостона. Вместо того чтобы накачивать пациентов анксиолитиками или антидепрессантами (которые иногда были совершенно бесполезны), Сириль предпочитала назначать им несколько сеансов магнетической стимуляции, «перезагружавшей» мозг без каких-либо побочных эффектов.

Снимки мозга пациентки были у нее перед глазами, и Сириль принялась изучать их с помощью клавиатуры, присоединенной к монитору аппарата. Мирей Ралли страдала от сезонной депрессии. С приближением осени она впадала в состояние такой грусти, что больше не могла нормально работать, общаться с людьми или заниматься семьей. Сириль усадила ее в кресло, подложив под голову небольшую подушку, и поднесла зонд к правому полушарию. В результате исследований мозговой визуализации, проведенных американскими учеными за последние несколько лет, левое полушарие мозга было названо полушарием «счастья», в частности, неврологом Ричардом Дэвидсоном из университета Висконсина, сотрудничающим с далай-ламой в так называемой «области счастливого мозга». Клетки левого полушария активизировались при позитивных мыслях или действиях. У Мирей Ралли, как и у большинства других пациентов, эта часть мозга работала слабо, а мозговая миндалина — небольшая частичка, отвечающая за страхи, — наоборот, была слишком активна. Уменьшение гиппокампа также играло свою роль в состоянии памяти человека. Сочетание этих трех факторов и было признаком депрессии.

Это была уже третья такая процедура, и пациентка была с ней хорошо знакома. Несколько раз все проверив, Сириль пустила ток. Мирей Ралли не двигалась, была спокойна и расслаблена. Это лечение прекрасно подходило ей, и она следовала ему вот уже год. Оно позволяло ей продержаться в течение всей зимы, до марта, без острых физических болей, состояния подавленности и мыслей о самоубийстве.

* * *

Нино Паки, приехавший чуть пораньше, через стеклянную дверь наблюдал, как Сириль управляется со странным прибором. Видя ее сосредоточенной, уверенной во всех своих движениях, он с трудом мог поверить в то, что накануне эта самая женщина была настолько подавлена и растеряна.

Морщинки в уголках глаз, сжатые губы, прямая спина — все это указывало на авторитет, на который не было и намека десять лет назад. Он вздохнул. Она была теперь далеко, эта девушка, смеявшаяся над его школьными шутками или плакавшая, когда пациент снова заболевал либо заканчивал жизнь самоубийством.

Нино дождался, пока Сириль закончила все процедуры, и предложил пройтись в небольшое бистро неподалеку от улицы Дюлак. Нино заказал себе пиво, Сириль — ароматизированный чай.

— Спасибо, что пришел, — сказала Сириль, потягивая чай. — И спасибо, что побывал в архиве. Я… я очень признательна тебе за это, несмотря на то что ты ничего не узнал.

Нино кивнул.

— Его дело практически пустое. В нем есть лишь дата поступления и дата выписки, а также приписка: «Состояние стабильное».

— Ни слова о лечении и диагнозе?

— Нет.

— Может, оно в электронном виде?

— Нет, компьютер начали использовать только три года назад. До две тысячи пятого года все было на бумаге.

— Тогда где оно? Чертово дело!

— Не знаю. Возможно, у Маньена.

Сицилиец отметил про себя, как удивилась Сириль.

— Почему ты так думаешь?

— Я спрашивал у своих людей, включая Колетт… Ты помнишь Колетт?

— Да. А она еще не вышла на пенсию?

— Работает последний год. Мы с ней очень хорошо общаемся. Она призналась, что однажды Маньен попросил у нее некоторые дела, чтобы изучить, но так и не вернул. Среди них было и дело Дома.

— Это было давно?

— Несколько лет назад. Она очень переживает, что ничего не сказала тогда, боится, как бы ее не обвинили в халатности.

— И с какой же целью Маньен мог его взять?

— У меня не было возможности спросить у него об этом лично. Нам помешали.

Сириль обожглась чаем и возмутилась: