Покушение

Вскоре после этого генерал-фельдмаршал подписал верноподданническую радиограмму верховному главнокомандующему: «…Преступная рука убийцы, предпринявшая злодейское покушение на Вашу жизнь, мой фюрер, благодаря воле провидения была остановлена… Поздравляю Вас и заверяю в моей непоколебимой, постоянной верности».

Войдя в комнату, Элизабет фон Ольденбург-Квентин увидела на столе открытый портфель, выдвинутые нижние ящики комода и лежавшие там в беспорядке фотографии. Лейтенанта фон Бракведе она, казалось, не замечала. Потом графиня закрыла за собой дверь, подошла к стулу и села. Она горько улыбнулась и закрыла глаза — видимо, от усталости.

Поколебавшись, Константин медленно заговорил:

— Я, конечно, тебя не упрекаю…

— Почему же? — спросила Элизабет с неожиданной твердостью. Она открыла глаза и смотрела теперь на лейтенанта так, будто впервые его видела.

Он стоял посередине комнаты. Его Рыцарский крест одиноко поблескивал в позднем свете зари, а юношеское лицо приобрело какое-то старческое выражение. Ее охватила жалость к Константину.

— Поверь, я не совершила ничего такого, в чем бы ты мог меня упрекнуть, — проговорила она, и голос ее звучал прерывисто и глухо. — Скажи, что тебя беспокоит?

— Ничего, — жестко отрезал Константин.

Элизабет протянула было руки ему навстречу, но тут же бессильно их опустила.

— Фотографии? — спросила она с усилием.

— Нет. Все эти фотографии — твое личное дело.

— Пусть так. — Элизабет почувствовала некоторое облегчение. — Что же тогда, Константин? Содержимое портфеля?

— Нет, — равнодушно ответил он, — и до этого мне нет дела. Это касается только моего брата. Кроме того, я, как и прежде, убежден, что мой брат — честный человек.

— Он действительно таков, — заверила его с жаром графиня Ольденбург. Она встала и подошла к окну.

В бесцветном небе уходящего дня проскальзывали красные полосы заката. Они окрашивали в розовый цвет стены узкой комнаты, падали на лицо Константина, которое, казалось, пылало. Он протянул графине письмо брата. Его рука дрожала, и листок бумаги трепетал, как крыло голубя.

— Это? — спросила она.

— Да, — ответил он и, поскольку Элизабет письма не взяла, уронил его рядом с портфелем на стол.

— Все это было вчера, — тихо сказала Элизабет. — С тех пор многое произошло. Ты что, Константин, все еще не понимаешь этого?

— Доктор, я пригласил тебя, чтобы сделать предложение тебе и Леману, — сказал капитан фон Бракведе своему другу Ойгену Г.

Они сидели в кабинете капитана. Из радиоприемника выплескивалась волнами бравурная музыка, которая, вероятно, имела целью поднимать настроение истинных немцев.

— Когда вы делаете предложения, я всегда путаюсь, — пошутил Леман. — Говорите прямо, что вы имеете в виду.

— Ну, хорошо. Я хочу, чтобы вы совершили небольшую вечернюю прогулку.

— Без вас? — уточнил ефрейтор.

И доктор удивленно взглянул на фон Бракведе:

— Означает ли это, что нам необходимо скрыться?

— Что-то в этом роде, — подтвердил капитан. — Считайте, что в целях безопасности я откомандировываю вас. Леман знает, как отсюда выйти.

— Я охотно покажу дорогу и вам, господин капитан.

— Я уйду позже.

— Или мы уйдем отсюда втроем, или мы остаемся, — безошибочно оценив обстановку, засопротивлялся доктор.

Фон Бракведе встал и хотел подойти к радиоприемнику, который внезапно умолк, потом посмотрел заблестевшими глазами на ефрейтора:

— Леман, в конце концов я могу и приказать.

— С этого момента я опять крановщик Западного порта и лицо сугубо гражданское, — возразил ефрейтор.

— Неисправимый шутник! — усмехнулся фон Бракведе. — А тебе, Ойген, я хочу задать вопрос: чем ты здесь занимаешься? Ничем! Какие функции ты выполняешь сегодня? Никаких! Что сможешь ты здесь сделать? Ничего! Итак?

— Я здесь, и этого достаточно, — произнес доктор не без смущения. — Сегодня мне хочется быть именно здесь, и нигде больше.

Капитан повернулся к радиоприемнику. Диктор радиостанции «Дойчланд» объявлял:

— В ближайшее время к немецкому народу обратится фюрер.

Это сообщение было повторено многократно.

— Только начало десятого, — уточнил Леман, взглянув на свои наручные часы.

— Ну? — спросил выжидающе капитан. — Разве моего распоряжения недостаточно, чтобы совершить предложенную мной прогулку?

— Пожалуй, самое время ужинать, — улыбнулся Гном. — Заказанная для нас камбала остывает.

— Это мое предложение номер два, — подхватил капитан.

— У меня совсем нет аппетита, — сказал Ойген Г., — но это предложение я принимаю.

— Пошли, друзья! — Граф фон Бракведе направился к двери. — А о том, что у тебя нет аппетита, ты не беспокойся. Я охотно съем и твою порцию.

— Почему не поступают донесения об исполнении моих приказов? — кричал в бункере возмущенный Гитлер. — Они должны были уже поступить! Или нас по-прежнему окружают изменники и саботажники?

Для фюрера опять наступили черные времена. Угар, вызванный мыслью о чудесной воле спасшего его провидения, быстро развеялся. Бесцельные жалобы сменялись угрозами, но и они не приносили облегчения. Тупое отчаяние охватило Гитлера.

— Чего я только не делал для этих генералов! И какую получил благодарность?