Покушение

— София Шолль и ее брат с одним приятелем разбрасывали листовки в актовом зале мюнхенского университета. Они ненавидели Гитлера и его режим и входили вместе со своим профессором, по фамилии Хубер, в группу под названием «Белая роза». Их казнили. Наряду с другими была и так называемая «Красная капелла», в которой, насколько мне известно, большинство составляли офицеры министерства авиации. Они тоже были казнены, причем тайно. По приказу Гитлера казнили священников и педагогов, чиновников и писателей, профсоюзных деятелей и бывших депутатов рейхстага — представителей самых различных партий. Да и многих других. По нескольку тысяч в год. Но многие живы до сих пор, и мы в их числе.

— Я знаю одного генерала, по фамилии Тресков, — сказал Леман, — из прусской дворянской семьи, который неоднократно пытался убить Гитлера. Знаю я и некоего подполковника Хайнца. Он еще в тысяча девятьсот тридцать восьмом году намеревался ворваться со штурмовой группой в имперскую канцелярию. Собирался уничтожить Гитлера и подполковник фон Бёзелагер со своими людьми. Генерал-майор Штиф, так же как генерал-майор фон Герсдорф и капитан Аксель фон дем Бусше, носил на себе взрывчатку, чтобы разнести Гитлера на куски…

— Так почему же этот человек жив до сих пор? — спросил чуть слышно драматург.

— Может быть, потому, что должен был появиться достаточно сильный противник, так сказать, антипод дьяволу, — выдвинул свою версию Гном, а мысленно заключил: «И он наконец появился. Это полковник Клаус фон Штауффенберг».

— Немедленно откройте! — крикнул шарфюрер СС Йозеф Йодлер и ударил кулаком в дверь.

Крик его разнесся по всем этажам дома номер 13 по Шиффердамм. Дверь была отперта незамедлительно, и штудиенрат Шоймер предстал перед Йодлером в халате в бело-голубую полоску. Его седые волосы отливали серебром, а прическа была немного помята.

— Хайль Гитлер, господин шарфюрер! — приветствовал он гостя и быстро добавил: — Как ваше здоровье?

— Эта скотина Мария у вас? — Йозеф Йодлер в помятой ночной сорочке очень напоминал памятник воину, отлитому из бронзы в обнаженном виде, перед самым его открытием. — Выставьте это дерьмо за дверь или мне придется применить силу!

Йозеф был сыном управляющего домом и блоклейтера Йодлера. Он входил в состав оперативной группы, которая выполняла в восточных областях специальные задания. Сейчас Йозеф — в который уже раз! — был в отпуске. Обычно он располагался в комнатах первого этажа и жил там, как правило, один, так как его жена находилась на службе. Ее занятие было сродни его собственному — она считалась специалистом по золоту, особенно по золотым зубам, а ее подразделение являлось прямым поставщиком имперского банка.

Йозеф отодвинул штудиенрата в сторону, прошел по коридору и через открытую дверь заглянул в комнату. На софе лежала Мария. Глаза ее были полны страха, одеяло натянуто до подбородка.

— Посмотрите-ка на него! — загоготал шарфюрер. — Уж не являетесь ли вы, старая перечница, тайным сластолюбцем?

Штудиенрат пытался возмутиться с достоинством:

— Я бы попросил вас, господин Йодлер! — Однако на большее его не хватило.

А шарфюрер загоготал еще громче — он считал себя человеком с юмором, что должно было повлечь за собой определенные последствия.

— Заткни глотку! — приструнил он спокойно Шоймера, а обращаясь к Марии, бросил: — Поднимай свой зад и пойдем со мной!

Мария откинула одеяло и поднялась. Ее грубое льняное платье, имевшее форму мешка, лежало, аккуратно сложенное, на стуле. Она схватила его и послушно направилась к двери, опустив голову. Шарфюрер Йодлер рассматривал ее со всевозрастающим вниманием.

— Вы должны поверить, что мной руководили самые лучшие намерения… — озабоченно лепетал штудиенрат Шоймер, ведь с Йодлером-младшим шутки были плохи. — Я чувствую себя обязанным…

Йодлер-младший отвернулся от него. Он шлепнул Марию ниже спины и крикнул:

— Шевелись, гвоздичка! Марш в хлев, там твое место!

Штауффенберг встал в начале шестого. Ему удалось поспать всего несколько часов — впрочем, как обычно за последние недели. Однако он был абсолютно бодр, лицо его выглядело свежим, а единственный глаз смотрел зорко.

Полковник подошел к окну, ухватил штору тремя пальцами левой руки и раздвинул ее. В лучах раннего солнца озеро сверкало бледно-голубыми искрами. В течение нескольких минут Клаус задумчиво смотрел на открывшуюся его взору мирную картину, затем пошел в ванную. Бертольд был уже там. Они только кивнули друг другу — слова казались сейчас лишними.

Клаус стянул с себя пижамную куртку. Бертольд не помогал ему: он знал, что брат не терпит этого.

— Ртуть в термометре вот-вот закипит, — заговорил наконец Бертольд. — По-видимому, сегодня будет самый жаркий день года.

Клаус намылил лицо и шею, причем постарался никоим образом не показывать, какие боли при этом испытывает. Ему было тридцать шесть лет. Брат был старше его на два с половиной года, но безжалостное время почти полностью стерло эту разницу, и теперь казалось, что они одногодки.