Покушение

Запинаясь и подыскивая с трудом нужные слова, Мария поспешила подтвердить показания Йодлера. Таким образом, поначалу алиби этих двоих не вызывало сомнений.

Фогльброннер понимающе усмехнулся и как бы между прочим спросил:

— А эта девушка занята по хозяйству у вас или у вашего отца?

— Первое слово, конечно, за стариком. Точнее говоря, было… Но малышка и раньше нуждалась в опоре.

— В чьей же?

— Ну что же, если уж вы так этим интересуетесь, могу дать хороший совет, — заявил Йодлер покровительственно, — я не как другие. Суньте свой нос на третий этаж. Там стоит хорошенько почистить!

Когда ефрейтор Леман вошел в кабинет капитана фон Бракведе, тот сидел за письменным столом, поудобнее устроившись в кресле. Перед ним лежала раскрытая книга.

— И вы можете сейчас читать? — спросил Гном.

— Для того и существуют книги, — заявил капитан.

Он просматривал афоризмы Лихтенберга[25], к которым всегда обращался в горькие минуты жизни. Многие высказывания были подчеркнуты, и сейчас он перечитывал их не без удовольствия. Например: «Есть вещи, которые причиняют мне боль, а есть вещи, которые вызывают лишь сожаление», или: «Наши слабости, когда мы их знаем, не вредят нам».

— Есть известия от нашего полковника? — поинтересовался ефрейтор Леман.

— Нет, — ответил капитан, — никаких.

— А это хорошо или плохо?

— Этого я не знаю.

Ефрейтор покачал неодобрительно головой:

— По-видимому, эти линии связи не годятся ни к черту! Неужели никто действительно не знает, что в настоящее время предпринимает полковник Штауффенберг? Предстоит ли ему еще совершить акцию? А может быть, он уже летит сюда?

— Не имею ни малейшего представления, Леман!

— Это мне не нравится, потому что равносильно прыжку в неизвестность. Я бы в такой день звонил по телефону через каждые четверть часа, ведь любой шаг Штауффенберга важен.

— Но вы пока не офицер генерального штаба, Леман.

— К сожалению, — ответил тот и, чтобы как-то отвлечь своего капитана, шутливо доложил: — В данное время я возглавляю лишь ефрейторскую группу, состоящую из Бекерата и Климша. К ней же относятся вестовой из офицерского казино и ординарец Фромма. Вот и все мои люди. Один слоняется поблизости от караулки, другой вышагивает по коридорам, а моя штаб-квартира находится здесь.

— Великолепно! — отозвался фон Бракведе. — Вы собираетесь, по-видимому, создать своего рода сыскное бюро?

— Во всяком случае, я не хочу сидеть сложа руки.

— Ваши люди посвящены?

— Да как вы могли подумать! — ужаснулся Леман. — Я ведь в конце концов ваш сотрудник, а кроме того, я одобряю систему Штауффенберга: каждый должен знать лишь то, что ему понадобится для выполнения задания. В нашей лавочке, пожалуй, не каждый пятый знает о том, что здесь делается.

— Даже не каждый десятый, — уточнил фон Бракведе.

— Главное, мотор работает на полных оборотах! А ребятам из своей группы я сказал всего-навсего: держите свои глаза и уши открытыми и, если что-то привлечет ваше внимание, быстренько сообщите мне. Посмотрим, что из этого получится, ведь сейчас всего можно ожидать.

Многое из того, что случилось в этот день, казалось еще неясным, словно было скрыто густым туманом. Гнетущая жара одуряюще действовала на многие головы — как в Берлине, так и за несколько сот километров от него, в ставке фюрера «Волчье логово».

Здесь Адольф Гитлер, уже переодевшийся, внимательно рассматривал брюки, которые были на нем во время взрыва. Его адъютант, секретарша, начальник охраны и один из личных охранников так же, как и фюрер, уставились на брюки, будто располосованные острой бритвой. Фюрер, он же рейхсканцлер, он же верховный главнокомандующий вермахта, считал это зрелище имеющим историческое значение, ибо, в чем он был глубоко убежден, судьба вновь коснулась его этой «острой бритвой» и — не тронула. Другими словами, она сохранила ему жизнь! А для каких деяний?

Брюки стали вскоре музейным экспонатом, были выставлены на обозрение и вызвали всеобщее изумление. Осмотрел их и рейхслейтер Борман, и зрелище это навело его на мысль о роли провидения в спасении, фюрера, а генерал-фельдмаршал Кейтель напомнил, что то же самое он сказал непосредственно после взрыва.

Рейхсмаршал Геринг, как всегда жизнерадостный и шумный, восторженно поздравил Гитлера со спасением и тоже упомянул о роли провидения.

Фюрер, казалось, еще не мог найти подходящих слов для выражения своего отношения к этому чудовищному происшествию. Его молчание было многозначительным и расценивалось как запрет на все разговоры. Он лишь сказал:

— Как это могло произойти? Я жду объяснений!

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в своей ставке уже начал расследование. Его каналы связи работали бесперебойно. В начале второго он дозвонился до Берлина. Ему ответило главное управление имперской безопасности. Гиммлер попросил соединить его с Кальтенбруннером.

— Здесь произошло настоящее свинство, — сказал он. — Немедленно соберите группу надежных людей для переброски самолетом, среди них должны быть специалисты по взрывчатке и криминалисты. Они должны прибыть сюда как можно скорее.