Покушение

— Еще нет, но скоро…

Гитлер был недоволен. Он знал о взаимной неприязни многих из своего ближайшего окружения и не только терпел их интриги, но и поощрял. Однако сегодня их распри были ему противны. Он хотел, чтобы результаты расследования были получены едиными усилиями его окружения.

— Кто доставит мне виновных, — коротко бросил он, — тот может рассчитывать на мою благодарность и признательность. О тех, кто пытается остаться в тени, я тоже хочу знать.

Бенито Муссолини карабкался по обломкам за Адольфом Гитлером. Два специальных военных кинооператора снимали фильм. Они были уверены, что создают произведение, которое будет иметь всемирно-историческое значение. В их распоряжении находились интереснейшие объекты. Дуче поднялся на гору мусора — снимок. Он шагнул Гитлеру навстречу с распростертыми объятиями — снимок. Руки двух вождей сомкнулись в крепком рукопожатии — снимок. Они смотрят друг на друга взором, в котором чувствуется уверенность в победе, — снимок.

И наконец Муссолини произнес фразу, стенографически краткую, явно рассчитанную на то, чтобы быть переданной из уст в уста:

— После того как я все увидел, у меня создалось впечатление, что это перст божий.

— Вы меня не знаете или знаете только по имени. Меня зовут Майер. Я дружу с графом Бракведе. Более того, мы преследуем одни и те же цели. Это вам известно?

— Нет, — ответил мужчина, стоявший перед штурмбанфюрером.

Это был Юлиус Лебер. Чтобы добраться до кабинета Майера, ему нужно было лишь пересечь коридор, но это далось Леберу нелегко. Его ноги были как парализованные. Он еле стоял.

— Мне все о вас известно, — промолвил Майер и жестом пригласил Лебера сесть. — Надеюсь, и вы обо мне тоже кое-что знаете.

— Ничего, — ответил Юлиус Лебер.

Его слова нисколько не огорчили штурмбанфюрера. Он хорошо знал, что за человек сидит перед ним — «неколебимая скала движения Сопротивления», по чьему-то меткому выражению. Однако Майер не терял надежды сдвинуть эту скалу с места.

— Я знаю, господин Лебер, вас не проведешь. Еще никому не удавалось сломить вашу волю. Я даже не хочу пытаться это сделать. Наоборот, мне было бы приятно сотрудничать с вами. Так же, как с графом Бракведе.

Этот Лебер и теперь чем-то импонировал Майеру. И хотя его корпус согнулся, словно от нестерпимой боли внутри, его квадратное лицо оставалось спокойным, а в глазах, казалось, светилась скрытая усмешка.

— Что произошло? — спросил он.

— То, чего вы так долго ждали, господин Лебер. — В голосе Майера звучали подкупающие нотки.

Юлиус Лебер закрыл глаза. Никаких иных перемен в его лице штурмбанфюрер не заметил. Он смотрел на Лебера не без удивления, чувствуя, что перед ним сидит человек редкого самообладания.

— Не хотите ли вы довериться мне и кое-что сообщить? Возможные уступки с вашей стороны дали бы мне отправную точку, с которой я мог бы начать…

— Обратитесь к графу Бракведе.

В этот момент Майеру стало совершенно ясно, насколько опасна та игра, в которую он ввязался. Лебер наверняка знал, что, если все пойдет хорошо, он выйдет на свободу, в противном случае его ждет гибель и никакие переговоры ему не помогут. Лицо штурмбанфюрера покрылось потом.

В 16.40 лейтенант Ганс Хаген попросил командира батальона охраны принять его для беседы с глазу на глаз. Его просьба была удовлетворена.

Постановка задач была закончена. Офицеры спешили к своим солдатам. Прозвучали первые сигналы тревоги. Майор Ремер готовился к действиям.

— Вы несете большую ответственность, — попытался прощупать почву лейтенант Хаген.

— Я знаю, — скромно ответил командир.

— Я усматриваю во всем этом, — продолжал откровенничать лейтенант, — некоторую неясность.

— Я тоже чувствую что-то такое…

В этом отношении они были единодушны.

— Господин майор, — продолжал Ганс Хаген, — а что произойдет, если мы станем жертвой ошибки?

— Это было бы ужасно. Но приказ есть приказ, а я солдат.

— Не национал-социалист?

— Национал-социалист, солдат, офицер фюрера… — Здесь майор запнулся. Казалось, он сам удивился пришедшей ему мысли. — Но если фюрера больше не…

Он, вероятно, уже ничего не понимал. На его лицо, лицо ревностного служаки, легла тень беспомощности. Он хотел быть храбрым, верным приказу, мужественным, но как достигнуть этого — не знал.

— Господин майор, — предложил Хаген, — давайте я съезжу к моему министру, доктору Геббельсу. Он, очевидно, знает больше, чем мы.

— Согласно плану «Валькирия» я имею приказ взять под стражу министра народного образования и пропаганды, что практически означает его арест.

— Это что, соответствует вашей совести и вашим убеждениям?! — спросил патетическим тоном лейтенант Хаген. Он видел перед собой человека, который колебался, как былинка на ветру. — Предоставьте в мое распоряжение мотоцикл, и я выясню для вас истинное положение вещей. Через час, господин майор, вы будете знать гораздо больше.

«Вряд ли это может повредить мне», — подумал, немного успокаиваясь, Ремер и приказал:

— Езжайте!

— Разрешите! — воскликнул Йозеф Йодлер, с удивлением рассматривая лейтенанта, с которым столкнулся. — Не хотите же вы воспрепятствовать мне войти в квартиру?