Покушение на шедевр

Эта выглядела так, словно вспахивать поля и доить коров было для нее привычным делом. Однако Рафаэль! Неужели это и впрямь Рафаэль? Декурси отступил назад, чтобы рассмотреть картину с большего расстояния. Потом достал маленькую лупу и принялся разглядывать, как наложены краски. Поразмыслил о композиции «Святого семейства с агнцем». Затем перевел взгляд в окно — там, у быстрой речки неподалеку от дома, мирно паслись олени.

Когда Эдмунд Декурси закончил очередную запись в черном блокноте, у него в голове навязчиво вертелись две мысли. Первая: Рафаэль ценится на рынке чрезвычайно высоко. По какой-то не очень понятной причине так было всегда. Мурильо и Лоренс то выходили из моды, то снова становились модными, но за Рафаэля, а также за Леонардо и Микеланджело всегда давали сумасшедшие деньги. Меньше чем двадцать лет назад правительство выкупило у герцога Мальборо рафаэлевскую «Мадонну Ансидеи», заплатив за нее семьдесят тысяч фунтов; картину выставили в Национальной галерее. Вторая мысль заключалась в том, что согласно изобретенной им шкале относительной бедности этот дом был помечен тремя звездочками. Мягко говоря, Хэммонд-Берки были практически разорены.

Он вернулся к хозяину усадьбы. Хэммонд-Берк сидел за маленьким столиком в гостиной, примыкающей к большому залу. Снаружи виднелись заросшие сорняком дорожки, нестриженые лужайки и разбитые окна, в которых так и не сменили стекол. Декурси помнил о мокрых пятнах на стенах в столовой. Хэммонд-Берк уныло смотрел на груду бумаг перед собой. Хотя Декурси видел написанный на них текст вверх ногами, он разобрал несколько слов и понял, что это счета — скорее всего, неоплаченные, и, возможно, с последним предупреждением.

— У вас поистине великолепная коллекция, — начал он с льстивой улыбкой. — Пожалуй, одна из лучших, какие я знаю.

Эта новость явно не слишком обрадовала хозяина. Он по-прежнему сидел, мрачно уставившись в свои бумаги.

— Не угодно ли вам, — жизнерадостно продолжал Декурси, — чем-нибудь пополнить свое собрание? Два Гейнсборо — всегда неплохое приобретение, а уж о четырех и говорить не приходится!

Джеймс Хэммонд-Берк засмеялся. Он хохотал и хохотал, пока в его смехе не зазвучали истерические нотки. Потом сгреб со стола горсть счетов и подбросил вверх, так что они разлетелись во все стороны.

— Пополнить собрание, говорите? — Его лицо отчаянно покраснело. — Пополнить? Хорошо. Просто замечательно! — Он умолк и потер щеку ладонью. — Это отличная шутка — пожалуй, одна из лучших, какие я слышал за последний год!

Он оборвал сам себя, будто испугавшись, что сказал чересчур много. На его лицо снова вернулось привычное выражение меланхолического страдания. Декурси ждал. Момент был решающий. Когда-то они с Уильямом Алариком Пайпером проигрывали различные сценарии, по которым могли развиваться подобные беседы. Пайпер умел прикидываться обнищавшим, но раздражительным герцогом или гордым и высокомерным сквайром, который не замедлил бы обрушить свой гнев на человека, сделавшего ему неудачное предложение. В конце концов, как бы неблагоприятно ни складывалась житейская ситуация, англичане терпеть не могут расставаться со своим имуществом. Декурси думал, что сделка с герцогом Мальборо изменит положение к лучшему: если уж один из самых знатных аристократов не счел зазорным продать ценнейший шедевр из своей коллекции, чтобы расплатиться с кредиторами, то рыбка помельче наверняка последует его примеру. Однако во время репетиций персонаж Пайпера не раз вышвыривал Декурси из своего воображаемого дома за наглость и невоспитанность.

Иногда Декурси не торопился произносить слово «продажа». Лишь выдержав после своего первого визита диктуемый светскими приличиями срок в десять дней, он отправлял владельцу письмо с уведомлением о том, что фирма «Декурси и Пайпер» готова подчиниться его желанию, буде таковое возникнет, и помочь избавиться от какого-либо предмета из своей коллекции, хотя и пойдет на это с крайней неохотой. В других случаях он сразу брал быка за рога. Если нехватка средств была очевидна, а фамильная гордость, по впечатлению Декурси, не играла большой роли, он предпочитал переходить к сути дела немедленно.

— Что ж, — наконец произнес Декурси, поняв, что чашки чая ему здесь не предложат, — я могу сказать о вашей прекрасной коллекции еще только одно. — Он замолчал. Хэммонд-Берк поднял на него страдальческий взгляд. Где-то вдалеке часы пробили четыре. — Если — я отдаю себе полный отчет в том, насколько это маловероятно, — если вы вдруг пожелаете с чем-нибудь расстаться, за вашего Рафаэля могут дать хорошую цену. Очень хорошую.

Реакция Хэммонд-Берка была совершенно неожиданной для Декурси. Обычно владельцы отвечали, что это весьма интересное предложение, но у них нет намерения что-либо продавать. Только по прошествии некоторого времени на Олд-Бонд-стрит приходили грустные письма, в которых спрашивалось, не желает ли фирма сделать то или иное приобретение. И даже тогда авторы этих писем редко упоминали о деньгах.

Хэммонд-Берк посмотрел на него.