Покушение на Тесея

До конца первого тайма оставалось несколько минут, и стадион угрюмо шумел, не в силах придумать, чем бы взять этих аргентинцев. И вдруг откуда-то издалека донесся крик: — Плюш-кин… Плюш-кин… Плюш-кин… — Плюш-кин! ПЛЮШ-КИН!

Стадион скандировал это слово, как будто кричал: «Ура!»

— Что это? — спросила Кора у толстого соседа. Тот не услышал.

— Кто это? — спросила Кора у Милодара. — Ах, отстань, — ответил комиссар. — Ничего не выйдет!

Тут прозвучал свисток судьи, и команды, провожаемые воем и ревом публики, спрятались в подземных туннелях зализывать раны и планировать новые атаки. — Пойдем в буфет, — предложил Коре комиссар. Она сначала хотела отказаться — такое состояние ста тысяч человек ее удручало и вызывало дурноту, но Милодару почему-то нужно было, чтобы Кора испытала полный набор мужских удовольствий. Так что Кора, чтобы не спорить с начальством, пошла с ним под трибуны, где было шумно, накурено, воняло перегаром, валялись банки из-под пива и бутылки из-под «Смирновской» водки, где мрачно шумели рассерженные болельщики, словно пчелиный рой, готовый кинуться на прохожего, который случайно задавил его матку.

Коре показались невкусными и пресными бутерброды, которые добыл для нее Милодар, и пиво, принесенное кришнаитом, который на правах старого знакомого .увязался за ними.

— Кто такой Плюшкин? — спросила Кора, чтобы поддержать светскую беседу.

— Ничего не выйдет, — сказал кришнаит и сунул Коре в карман листок со своим телефоном.

Но комиссара такие дешевые трюки не смущали, он вытащил листок из кармана и проглотил его, не разжевывая.

— Плюшкин, — сказал он, — выведен из состава команды еще до начала первенства мира. И за дело. — За какое? — осторожно спросила Кора. — Это был неплохой нападающий… — Отличный нападающий, — добавил кришнаит. — Но он нарушил режим, — сказал Милодар. — Вообще-то все нарушают режим. — Кришнаит вытащил из кармана блокнот и написал на листке свой телефон. — Но тут дело было в принципе.

— Вот именно что в принципе, — согласился Милодар и отнял блокнот у кришнаита. — Плюшкин набрал лишний вес. — Ну и что? — не поняла Кора.

— Ему было сказано — не набирай лишний вес. А он набрал.

— И что же в том криминального? — Даже президент издал указ, чтобы Плюшкин сбросил лишний вес.

— А он не сбросил, — сказал кришнаит. Писать ему было больше не на чем, и он показывал номер на пальцах. — Он добавлял еще и еще. — И стал плохо играть в футбол? — Никто не знает, — ответил Милодар. — Он же не был допущен. — Но почему?

— Потому что это было сделано по аморальной причине, — сказал кришнаит. — Он плотски влюбился в одну женщину. А та сказала ему, что хочет, чтобы он стал толстым и красивым. Несмотря на то что руководство команды и государства требовало от Плюшкина спортивной формы и подтянутой фигуры, он начал бессовестно жрать, нарушать режим… — А она? — спросила Кора. — Кто она? — не поняли мужчины. — Женщина. Она полюбила его? — Об этом ничего не известно, — сухо ответил Милодар, словно Кора допустила бестактность.

— Нет, — печально сказал кришнаит. — Она заявила, что толщина портит мужчину. Она не может любить человека, который ради развращающей женской любви мог пойти на нарушение спортивного режима, на предательство интересов команды и спорта в целом. Она ушла от него к председателю акционерного общества «Большой честный спорт». — А он? — спросила Кора, пожалев футболиста. — А он, говорят, играет в дворовой команде. — За этим скрывались большие интересы монополий, — заметил Милодар, — молодому человеку они непонятны.

— И не хочу понимать, — ответил с достоинством кришнаит. — Я сторонник духовной любви, чистой от плотских утех. Вы меня понимаете? — Он обратил страстный и двусмысленный взор на Кору, будто предлагал ей не верить его словам.

Тут по переходам и подземным помещениям разнеслись звонки и свистки, и зрители, доедая бутерброды и допивая пиво, поспешили обратно на трибуны.

Второй тайм начался бурными атаками российской команды. Казалось, гол назревал, он, как говорят комментаторы, витал в воздухе. Но никак не мог довитать до ворот противника. Аргентинцы (их число поубавилось, так как уже трех или четырех игроков вывели из строя наши защитники, а резерв замен аргентинцы уже исчерпали) продолжали нагло обороняться, а их вратарь брал мячи, что неслись в дальние от него углы. По трибунам, как электрический разряд, пронесся слух о том, что президент обещал автору каждого русского гола по «мерседесу-лада», но это лишь прибавило суматохи на поле и шума на трибунах.

А когда вовсе не удавшийся ростом и неприятный на вид, почти чернокожий Каравелло, таща на плечах и спине четырех наших славных защитников, умудрился забить нам третий мяч, а подлые тринидадцы его посмели засчитать, тяжелая тишина овладела стадионом. Медленно поднялся и направился к выходу президент России, потянулись к другим выходам наиболее неуверенные в себе и слабонервные зрители.

Но основная масса болельщиков будто проснулась, будто очнулась от шока и начала скандировать все громче и увереннее: