— Глупости! — визгливо ответила какая-то женщина. — А как тогда войдешь в историю? Как добьешься бессмертной славы? Как станешь знаменитым в веках?
— Все ясно, — сказала Кора. — Ведите меня к нему. Никто не двинулся о места. Коре пришлось повторить просьбу. Домоправитель ответил: — А что если он еще жив?
— Тогда вы напоите его лекарством и перевяжете ему раны. Ваш долг заботиться о господине.
У входа в дом в медную трубку был вставлен факел. Кора взяла его и вошла внутрь. Дом был богат, в центральном дворе дома стояли статуи, валялись многочисленные сундуки, мешки и корзины, словно обитатели дома в спешке собирались бежать, да не успели.
Мальчишка посмелее провел их на мужскую половину, где они застали ужасную картину.
На каменном ложе, установленном посреди помещения, в неверном свете догорающих факелов, корчился в агонии истекающий кровью массивный человек с торчащей к небу рыжей курчавой бородой. Резкие и жестокие черты лица были искажены последней болью. Странно было видеть его ноги, по колено отрубленные и валявшиеся у подножии каменной постели, как лежат снятые на ночь сапоги.
— Месть, — шептал Прокруст, увидев пришедших. — Отомстите за меня! Он посмел… он посмел…
— Скажи мне, Прокруст, — произнес кентавр, возвышавшийся над ним и касавшийся головой расписанного сценами любовных утех потолка, — многих ли людей таким образом ты укоротил или удлинил за свою жизнь?
— Зачем мне их считать? — ответил Прокруст, с трудом переводя дух. — Кто-нибудь добрый и благородный, приставьте мне обратно, пришейте ноги на место, чтобы кровь не вытекла из моих жил, чтобы я мог догнать и уничтожить Тесея! Ведь он был гостем в моем доме!
— А что бы ты сделал ночью с этим гостем? — Голос кентавра звучал без жалости. — Я сделал бы с ним то же, что и с другими. — Прокруст, ты уходишь сейчас в царство Аида, смирись с этим.
— О нет! Я не хочу! Я не заслужил смерти! Я хочу жить!
— Ты видишь, что рядом со мной стоит сама Кора, богиня подземного мира. Она подтвердит, что твой час пробил.
— Твой час пробил, — сказала Кора. — Нет, я же хороший, я же справедливый! Я столько всего не успел сделать. Я принесу жертвы богам, я принесу тебе, Кора, такие жертвы, что не снились и Афине! Я принесу тебе в жертву половину Эллады, только пришей мне ноги на место.
— Не скажешь ли ты мне, зачем ты посвятил этому свою жизнь, — сказал Хирон. — Может, у тебя была высокая цель?
— Я отвечу… — Прокрусту говорить было все труднее, он потерял много крови. — Я хотел, чтобы мир был красив. Чтобы все люди в нем были одного роста, чтобы при взгляде на людей сердце радовалось гармонии…
— Даже в такой момент он лжет, — сказал кентавр и пошел прочь. — Пить, — попросил Прокруст. Никто из слуг не посмел дать умирающему напиться. Кора увидела кувшин, налила из него воды в плошку и, приподняв голову Прокруста за горячий, мокрый от пота затылок, дала ему напиться. Прокруст пил жадно и быстро, он захлебывался, словно боялся умереть раньше, а когда напился, то поднял сильные руки и сомкнул их на горле Коры.
— Я утащу тебя с собой в царство Аида, девушка, которая выдает себя за богиню. Я не уйду один!
И все его силы, вся его ненависть к людям собрались в этом движении, в этом стремлении убить Кору.
Кора стала вырываться, но когти Прокруста безжалостно впивались в горло, и в глазах у нее поплыли красные круги. Она могла бы и сама схватить его за горло и задушить прежде, чем он успеет это сделать, но она не могла заставить себя причинить боль умирающему…
На крики слуг в комнату ворвался кентавр. Его не беспокоили моральные соображения. Он поднял переднюю ногу и так ударил копытом Прокруста в висок, что показалась темная кровь, хватка его пальцев тут же ослабла, и он, коротко охнув, умер. — Просто, — сказала Кора.
— Пошли отсюда. Не надо было нам сюда заходить, — сказал Хирон.
— Куда теперь? — спросила Кора, когда они вновь оказались на пыльной дороге, еле видной, как серая полоса под светом южных звезд.
— Здесь неподалеку есть небольшая священная роща, мы переночуем в ней, а завтра — в Афины.
Впервые в жизни, если не считать фотографий и голограмм. Кора увидела принца Густава, убежденного демократа и наследника престола в Рагозе, утром третьего октября на улице столичного города Афины неподалеку от строящегося храма Аполлона Дельфиния.
Видимо, принц, перед тем как войти в Афины, остановился в какой-то цирюльне, завился, напудрился, купил в лавке длинный, до земли, розовый хитон и скрыл под ним пояс с мечом. Походка у Тесея была изящная, вернее, та, которую в трезенской провинции полагали за изящную, да и сандалии он приобрел из позолоченной кожи, точно такие, как носили девушки и юноши из хороших семейств, где в моде тех дней были элегантность и изысканные ионические манеры.