Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина

Об этом наши потомки узнают лишь в 2057 году. Такое решение приняло правительство Британии, засекретив на сто лет архивные данные по делу таинственно исчезнувшего аквалангиста Лайонела Крэбба.

ГИРЬКА ОТ ХОДИКОВ

Двадцать второго ноября 1963 года в результате террористического акта в Далласе был убит президент США Джон Кеннеди.

Незадолго до этого в одной из комнат студенческого общежития в московских Черемушках появилась гирька от старых настенных часов-ходиков.

Какая, казалось бы, связь между этими столь далекими и не равнозначными событиями?

Тем не менее нашлись люди, которые начали эту самую связь устанавливать.

Не надо иронично улыбаться. Люди были вполне серьезные, имели офицерские звания и служили в известном ведомстве на Лубянке.

Вскоре безобидная гирька, привезенная кем-то из студентов из деревни для колки орехов, была изъята и приобщена к делу в качестве вешдока. Дело наклевывалось нешуточное — вполне тянуло на попытку покушения на главу партии и правительства с целью насильственного изменения советского государственного строя.

Главой партии и правительства в 1963 году был Никита Сергеевич Хрущев.

Как только в Кремле стало известно о выстрелах в Далласе, унесших жизнь американского президента, сразу же были приняты дополнительные меры по обеспечению безопасности Хрущева. Его охрану перевели в режим повышенной боевой готовности. Разветвленный агентурный аппарат получил инструкцию не оставлять без внимания ни одно агрессивное высказывание в адрес Хрущева. От в сердцах произнесенного словца ниточка может привести к такому замысловатому клубочку, что только ахнешь!

Убийство Джона Кеннеди, произошедшее на глазах миллионов телезрителей, было предметом обсуждения на разных уровнях. Надо сказать, что к тому времени в советском обществе ощущалась некая усталость от бесконечных хрущевских реформации. Множилось число социальных слоев, недовольных его нововведениями. Ростки нового культа вызывали разочарование и горечь.

Пример американцев, устранивших своего президента, незримо маячил в Москве и на периферии. На Лубянку все чаще начали поступать агентурные донесения о разговорах на эту тему. «А вот в нашего Никиту никто не стреляет», — шутили острословы.

Агентурным путем была добыта и информация о том, что группа студентов Московского государственного института международных отношений ведет антисоветские разговоры и, похоже, намеревается осуществить покушение на главу партии и правительства.

Спустя десять дней после выстрелов в Далласе московских студентов арестовали прямо в комнате общежития.

Это были честолюбивые юноши, о чем свидетельствовали темы их подслушанных разговоров. Впрочем, не честолюбивых в МГИМО отродясь не водилось — институт-то элитарный, готовил дипломатов и разведчиков, лидеров братских стран и ученых.

Обсуждались бесконечные реформы «царя Никиты» и причины их провалов, свертывание десталинизации, отход от курса XX съезда. Не таились, говорили вслух — и за игрой в «кинг» в студенческом общежитии, и на картошке в подмосковном колхозе, и за столиком пивного павильона в парке Горького. Оказывается, даже стены неказистой пивнушки имели уши.

В заговоре участвовали шестеро. Старшими по возрасту в группе были двое. Игорь Ломов учился в аспирантуре на кафедре философии. На его отца, работавшего в Комиссии советского контроля при Совнаркоме СССР, в июне 1937 года поступил донос. Сталин наложил на этом письме резолюцию: «Т-щу Молотову. Как быть?» Молотов начертал на его письме следующую резолюцию: «За немедленный арест этой сволочи Ломова». Отец Игоря через несколько дней был арестован и расстрелян. Хрущев разрешил сыну реабилитированного после смерти Сталина Ломова окончить МГИМО и поступить в аспирантуру.

Постарше других был и шестикурсник Юрий Воронцов, который до института служил в военной авиации. Друзья дали ему кличку «Граф» — из-за аристократической фамилии.

Остальные — Александр Зубарев, Ромас Эйдригявичус, Вальдур Винк, Георгий Антонос — были совсем мальчишки, поступившие в институт со школьной скамьи. Они знали по два-три языка, а свой собственный язык за зубами держать не научились.

Первыми арестовали Ломова, Зубарева и Воронцова. Спустя двое суток пребывания в Лефортово Зубарева отпустили, но вызвали на допрос Антоноса. Оказалось, что он хотя и из Прибалтики, но не литовец, а русский. Литовцем был Ромас Эйдригявичус, и его на следующий день взяли под стражу. «Балтийский след» представлялся следователям очень перспективным, поскольку Прибалтика всегда была в оппозиции к Москве, и из Гаваны был отозван проходивший там практику эстонец Вальдур Винк.

Задержанным предъявили обвинение в антисоветской агитации и пропаганде, создании подпольной антисоветской организации и подготовке покушения на Хрущева. Самой серьезной была последняя статья уголовного кодекса, влекущая за собой высшую меру наказания.