Впрочем, не исключено, что «господин посланник» прикидывался сексуальным маньяком, чтобы отвести от себя подозрения в той деятельности, которую он не хотел афишировать. Передвижения Войкова по городу и его ночные контакты фиксировались. Они прекратились после того, как польское министерство иностранных дел официально предупредило: оно не имеет права вторгаться в личную жизнь господина посланника, но желает поставить его в известность, что на глухих варшавских улицах нередко прохожих увечат, а посему жизни Войкова грозит опасность. Наверное, польским спецслужбам стало кое-что известно о его конспиративных делах, которые он маскировал под любовные похождения. Ведь посол — не рядовой сотрудник посольства, его просто так из страны не выдворишь.
Стало быть, оценка, данная Войкову Беседовским, не верна? Посол в Варшаве не был бабником? Истина, скорее, посередине. Уж кого-кого, а Войкова к числу бесцветных личностей не отнесешь. Жить он любил красиво, на широкую ногу. И рисковать тоже.
Авантюризм, азарт были его врожденными чертами. Он не мог без чувства опасности. При нем несгораемые шкафы в секретных комнатах посольства были переполнены взрывчаткой, ручными гранатами, оболочками бомб. Одно время он носился с идеей убить маршала Пилсудского, который в результате военного переворота пришел к власти.
Наверное, в Войкове проснулся бывший боевик. Хотя он в нем никогда не засыпал. Постпред не терпел спокойной жизни. Ему нужны были таинственные встречи, секретные совещания, подпольная работа. Размеренная жизнь вызывала у него депрессию, тоску. Он приобрел моторную лодку, гонял на ней по Висле, устраивая во время этих прогулок совещания с членами подпольного ЦК польской компартии и комсомола. На носу лодки развевался советский флаг, отбивавший у полиции желание ее остановить и проверить документы у подозрительных пассажиров.
На этой моторке Войков совершил и вовсе дерзкий поступок. Видному польскому коммунисту Лещинскому удалось бежать из кабинета судебного следователя. Он укрылся в советском посольстве. Ночью Войков сел за руль автомобиля и лично вывез беглеца к пристани, где стояла его моторная лодка. На ней полпред перевез Лещинского в Данциг. Советский флаг освобождал судно от таможенного досмотра польской пограничной стражи.
Многие сумасбродные, на грани смертельного риска, поступки Войкова до сих пор не преданы огласке. Но и то, что известно, поражает несоответствием дипломатическому статусу. Взять хотя бы его идею об устранении Пилсудского.
Войков неоднократно обсуждал технические детали теракта против главы польского государства с работниками ОГПУ, работавшими под крышей посольства. Но на покушение такого уровня нужна была санкция как минимум Дзержинского. При очередной поездке в Москву Войков поднял этот вопрос, но Дзержинский, даже не советуясь в Политбюро, дал отрицательный ответ.
За время своего пребывания в качестве полномочного представителя советского правительства в Варшаве Войков успел нажить себе врагов и среди руководства торгпредства, поскольку бесцеремонно вторгался в чисто коммерческую сторону сделок. Слухи о самоуправстве посланника все чаще долетали до Кремля. Возможно, они сознательно раздувались и преувеличивались, поскольку самонадеянный полпред затрагивал интересы торгового ведомства, не любившего, чтобы в его дела кто-то вмешивался.
Наверное в целях нейтрализации настырного посланника возникло дело о таинственной пропаже из его несгораемого ящика значительной денежной суммы. Войков разъяснял, что, сжигая некоторые секретные бумаги, срок хранения которых истек, нечаянно бросил в огонь и несколько тысяч долларов. При этом называл свидетеля — секретаря посольства, в присутствии которого все происходило. Свидетель, однако, заявил, что в сожжении бумаг не участвовал и никаких пылающих в огне долларов не видел.
В Центральную контрольную комиссию подбросили новый компромат — документы Политбюро, которые Войков якобы держал в легко доступных местах. Москва вдруг запросила сведения о числе дипломатических раутов, приемов, балов. Оказывается, поступили сигналы о том, что посольство получает в огромных количествах икру, балыки и другие деликатесы, а также горячительные напитки без соответствующего оформления. Назревала крупная неприятность, которая могла обернуться для Войкова отзывом из Варшавы. В польской печати появились сообщения о предстоящем отъезде советского посланника в Москву — правда, без указания причин.
И тут вмешался господин случай.
ПОЕЗД ИЗ ЛОНДОНА
Седьмого июня 1927 года Войков на посольской машине в сопровождении сотрудника полпредства Юрия Григоровича приехал на Главный Варшавский вокзал.
Было без пяти минут девять часов утра. Вот-вот должен подойти скорый поезд из Лондона, который следовал через Берлин на Варшаву.
Накануне Войков получил сообщение, что этим поездом едет полпред в Англии Аркадий Павлович Розенгольц. В Варшаве он должен пересесть на московский поезд. Войков прибыл на вокзал, чтобы встретить коллегу и оказать ему в случае необходимости помощь.