Война и религиозный фундаментализм увеличивали разрыв между полами. В конце XVII века разделение полов в Европе стало повсеместным. Среди причин этого можно назвать не только изменения, введенные в портновскую практику Людовиком XIV, но и религиозные войны, сотрясавшие всю Европу на протяжении нескольких поколений после Реформации, особенно во время Тридцатилетней войны (1618–1648). На знаменитых голландских картинах середины XVII века, например, контраст между неизменной красотой гладко причесанных женщин в блестящих тяжелых юбках и небрежными позами мужчин в темных плащах, больших шляпах и высоких сапогах придают жанровым сценам современное звучание. Мужчины одеты просто, но в несколько слоев, их фигуры подвижны и расслаблены, а женские наряды более тщательно продуманы, их тела таинственны и неподвижны.
Подобного противопоставления не знало искусство XV–XVI веков: на картинах Пьеро делла Франческа и Ганса Гольбейна, Питера Брейгеля и Тициана мужчины и женщины одного сословия одеты по-разному, но схожи ростом и изображены в одинаковых позах. Они одинаково неподвижны, или ярки, или экстравагантны. Новый стиль буржуазного разделения на два пола, проявившийся в голландском искусстве, и идеалы моды той эпохи понятны XIX и XX векам, поскольку эти идеалы все более сближаются с представлениями среднего класса о моде. Позволив в 1675 году женщинам самим шить одежду для женщин, Людовик XIV положил начало переменам, которые оказались особенно привлекательны для среднего класса, впервые заявившего о себе в XVIII веке, а затем усилившего свое общественное влияние.
Придворное мужское платье в Европе середины XVIII века еще дальше отходит от лаконичной буржуазной моды и выглядит скорее громоздким, чем интересным. Шляпы с перьями, плащи с ленточками и косичками, в которых являлись в Версаль при Людовике XIV и, с некоторыми модификациями, при обоих его преемниках, не излучают энергию прыжка в будущее, как другие стили. Они строго следуют старым представлениям о наряде — вельможе подобает богато украшать поверхность костюма. Элегантность придворного платья по-прежнему понималась как умение изысканно предъявить свое богатство, а не как поиск увлекательных перемен в основах дизайна.
Наиболее жизнеспособные формы мужской элегантности во второй половине XVIII века развиваются усилиями эксцентричных и чуждых моде английских аристократов, которые все более чураются и показухи, и придворного ритуала. При этом они не сближались и с обликом представителей среднего класса, свидетельствующим о коммерческом успехе или же о суровости священнослужителя. Они взяли за основу прекрасную простоту, предложенную ранее пуританами и подхваченную сельскими сквайрами. Так к символике войны и религии добавились другие важные оттенки: сельского досуга и сельского спорта, вечных побед над суровой природой.
Главное занятие сельского дворянина — охота — подразумевает идентификацию сразу и с преследователем, и с жертвой. Поэтому английский сельский костюм не только гармонировал цветом с землей и полями, камнями и лесом, но и напоминал удобную лошадиную или собачью шкуру, плотно прилегал к телу, эти серовато-коричневые краски похожи даже на олений мех. Сочетание шерсти, кожи и льна дарило телу джентльмена поэтическую гармонию с его природной средой, а не оттенок противостояния ей. Создавалось впечатление господства над природой из любви, а не из страха. В середине XVIII века и позднее этот эффект отражен на картинах Джорджа Стаббса, где присутствуют изображения людей и животных. Во второй половине XVIII века природа сама входила в моду; ее этически и эстетически превозносили над тщетными и извращенными усилиями цивилизации. Следовательно, наибольшей привлекательностью обладал костюм, воплощавший такое к ней отношение.
Итак, стремительная модернизация мужского платья в Англии в конце XVIII века была уже хорошо подготовлена, поскольку мужская мода полностью отделилась от женской. Теперь большие объемы и тяжеловесная демонстрация богатства больше не считались признаками аристократического мужского костюма. К тому времени Англия далеко продвинулась в техническом прогрессе, стала богатой и демократической страной; англичане обезглавили абсолютного монарха еще до того, как Людовик XIV прочно взял власть в свои руки. Простой сюртук, практичные сапоги, шляпа без украшений, простое белье — все это стало приметами английского джентльмена, который, помимо обширных поместий и сундуков с золотом, обладал здравым умом, взрослым презрением к примитивным обычаям и всяческой мишуре, сколь угодно богатой и изысканной. Парики еще сохранялись, но заметно уменьшились в размерах. Приходилось порой надевать роскошное придворное платье, но лишь во время официальных визитов ко двору в Англии или за границей.