Пол и костюм. Эволюция современной одежды

Устойчивость этой формулы имела огромное значение. Она как раз и свидетельствовала о том, что мода может меняться, но женщины остаются хранительницами фундаментальных представлений, выражающихся главным образом в тех универсальных длинных одеждах древности, от которых мужчины под конец Средневековья решились отказаться. Принятые в обществе условности словно закреплялись за женщинами, а для мужчин длинные одеяния становятся все более редкими, церемониальными. Их новые схожие с латами костюмы задали моде мощный, осовременивающий тон. Они послужили образцом для женского платья, предоставив ему возможность принимать противоположные или дополняющие формы, вступать в новый визуальный диалог полов так, чтобы при этом женщинам не приходилось ни от чего отказываться.

Женский образ постоянно обращается к собственным древним корням, допуская вариации внутри базовой структуры и хорошо известных издревле правил, которые часто приобретают флер естественного закона, так что, когда женщины в XX столетии наконец отказались от длинных юбок, длинных волос и непременного покрова на голову, это было воспринято как величайшее кощунство. Но куда хуже — брюки.

В истории моды мы видим, как скрытая форма реальной женщины практически вытесняется удовлетворяющим всех образом Одетой Женщины, которой, по мере изменений моды и эротических фантазий, зачастую придаются странные пропорции, но один принцип остается неизменным: тело ее, как и в древности, принято скрывать, а элементарные факты о нем подменять мифами и фикциями. Изначальной экспрессивной целью античного женского платья была скромность, как это и до сих пор остается в исламе. Противопоставляемые скромности приметы сексуальной привлекательности добавлены модой в явном противоречии с изначальным принципом скрывать тело.

Первой вариацией женской моды на древнюю тему скромности стало понижение линии выреза в XIV столетии. Как только «он» обзавелся более заметными ногами, «она» сразу же приобрела более заметную грудь. Этот взбадривающий маневр совершился без отказа от многослойной драпировки, в которую женщины укутывались на протяжении тысячелетий. За первым шагом последовал второй — столь же революционное появление жесткого корсажа, чей сексуальный эффект заключался, как мы уже говорили, в подражании новым эффектам мужских лат. Эти женские уловки вовсе не являлись самостоятельной модернизацией; скорее они знаменовали регресс, привнесший эротический нарциссизм в скромные одежды — дополнение, лишь подчеркивавшее преемственность наряда. Однако увеличенное декольте создало прецедент женской моды: с первой, еще средневековой, попытки приоткрыть грудь избирательное обнажение участков тела становится женской темой. Хотя мужской крой последовательно стремился ко все большим инновациям, у мужчин, как правило, оставалась прикрытой вся поверхность тела.

До конца XVII века модные костюмы у обоих полов сами по себе были подвижными и отвлекающими внимание, их детали выпячивались, свисали, колыхались или же были искусно отделаны так, чтобы пробуждать фантазию, отвлекая внимание от реального тела обладателя наряда. Однако сколь бы облегающей, тяжелой, изысканной, нелепой ни становилась мужская мода, формы этого костюма всегда подчеркивали тело. Они акцентировали туловище, шею и голову вместе с волосами, подвижные ноги, стопы, руки, а порой обрисовывали гениталии, в то время как женский костюм ничего подобного не делал. Подлинная структура женского тела всегда визуально затушевывалась модой, а не раскрывалась. Платье продолжало консервативно скрывать женское тело, но теперь этой цели удавалось достичь фантазийными средствами отвлечения и иллюзии.

Руки и голова женщины могли быть достаточно различимы, однако волосы обычно тщательно зачесывали и чаще всего покрывали таким головным убором, который искажал форму головы и ее соотношение с шеей, не говоря уж о том, что он изменял восприятие самих волос. Пах и ноги всегда оставались тайной, стопа — ненадежна и переменчива, грудь — постоянно меняющееся театральное представление. Нет нужды говорить, что остававшиеся на виду кисти превращались в драматический элемент костюма — возбуждающий проблеск наготы в океане ткани.

В противоположность женскому дизайн мужского костюма опирался на структуру всего тела, на формальную аутентичность телесных фактов. Фикции этого костюма, разумеется, тоже прибегающего к иллюзиям и обманам, соответственно обладали более мощной реальностью, чем фантазии женских мод, особенно в длительный период мужской свободы играть цветом, деталями, выставляться напоказ.