Конечно, добродетель и любовь наслаждаются и такими горькими радостями. Но ее уже нет; а вам остались те люди, кого после вас больше всего любила она, — ее и ваша мать, которых ваше неутешное горе сведет в могилу. Положите радость свою в том, чтобы помогать им, как делала это она сама. Сын мой, благодеяние — счастье добродетели, и нет ничего ни более прочного, ни более великого на земле. Надежды на радости, покой, наслаждение, роскошь и славу — не для человека, этого слабого, блуждающего путника. Посмотрите, как один шаг к богатству поверг всех нас в одну бездну за другой. Вы противились этому, правда, но кто мог бы думать, что путешествие Виргинии не завершится ее и вашим счастием? Приглашение богатой и престарелой родственницы, советы мудрого губернатора, одобрение целой колонии, увещания и власть священника — все это решило несчастье Виргинии. Так стремимся мы к своей гибели, обманутые самой осторожностью тех, кто правит нами. Было бы лучше, бесспорно, не верить им, не доверяться голосу и надеждам обманчивого света. Впрочем, среди всех людей, которых мы видим трудящимися на здешних равнинах, и среди многих других, отправляющихся искать счастия в Индию, или среди тех, которые, оставаясь в Европе, наслаждаются в покое трудами работающих здесь, нет ни одного, кому не суждено было бы потерять когда-либо то, что наиболее дорого ему, — положение, богатство, жену, детей, друзей. Большинство должно будет прибавить к своей потере еще воспоминание о собственной неосторожности. Вам же, если вы углубитесь в себя, не в чем будет себя упрекнуть. Вы оставались преданным своей вере. В цвете молодости вы обладали осторожностью мудреца, не теряя своих естественных чувств. Ваши намерения были законны, потому что они были чисты, просты, бескорыстны и потому что вы имели на Виргинию священные права, с которыми не могло сравняться никакое богатство. Вы, потеряли ее, но виной тому не ваша беспечность, не ваша скупость, не ваша ложная мудрость, — не они заставили вас потерять ее, но сам бог, воспользовавшийся страстями близких, чтобы лишить вас предмета вашей любви, — бог, который дал вам все, который видит все, в чем вы нуждаетесь, которого премудрость не оставляет вам ни малейшего повода к раскаянию и отчаянию, идущим следом за несчастиями, причиной коих были мы сами.
Вы можете сказать себе в своем злосчастии: я ничем не заслужил его. Стало быть, вы оплакиваете несчастие Виргинии, ее кончину, ее теперешнее состояние? Ее постигла участь, которая постигает и знатных, и прекрасных, и даже целые царства. Жизнь человеческая со всеми ее надеждами подымается, словно маленькая башенка, которую венчает смерть. При рождении она уже осуждена на смерть. Хорошо еще, что Виргиния разорвала нить жизни раньше, чем ее и ваша матери, и раньше вас; иными словами: счастие, что не пришлось ей умереть на несколько лет позже, нежели умерли вы. Смерть, сын мой, благо для всех людей! Она — ночь того беспокойного дня, что зовется жизнью. Во сне смерти навеки находят успокоение болезни, страдания, печали, опасения, тревожащие непрестанно несчастных смертных. Посмотрите внимательно на людей, которые кажутся наиболее счастливыми: вы увидите, что они купили свое мнимое счастие дорогой ценой: общественное уважение — домашними бедствиями, богатство — потерей здоровья, удовольствие, столь редкое, быть любимым — постоянными жертвами; и часто в конце жизни, принесенной в жертву интересам ближних, они видят около себя лишь лживых друзей и неблагодарных родственников. Виргиния же была счастлива до последней минуты. С нами она была счастлива дарами природы, вдали от нас — дарами добродетели, и даже в ту ужасную минуту, когда мы видели ее погибающей, она все еще была счастлива, ибо, куда ни обращала она свой взор — на всю ли колонию, причиной всеобщего отчаяния которой она была, или на вас, так отважно спешившего к ней на помощь, — она видела всюду, сколь дорога была она нам всем. Она находила поддержку против грядущего в невинности жизни своей и обрела ту награду, которую небо уготовляет добродетели, — мужество, презирающее опасность. Она явила смерти ясное чело.
Сын мой, господь заставляет добродетель нести все жизненные испытания, чтобы показать, что только одна она может обратить их на пользу себе и найти в них счастие и славу. Когда он уготовляет ей громкую славу, он посылает ее на великое поприще и ставит лицом к лицу со смертью; ее мужество служит тогда примером, а память о несчастиях навсегда обретает дань в слезах потомства. Вот бессмертный памятник, который изготовлен ей на земле, где все преходяще, где даже память о большинстве царей скоро погребается в вечном забвении.