Пол Маккартни. Биография

Работая на Sunday Times Magazine, я потом брал интервью у многих крупных фигур рока, кантри и блюза: Мика Джаггера, Боба Дилана, Эрика Клэптона, Beach Boys, Дэвида Боуи, Боба Марли, Элтона Джона, Джеймса Брауна, Стиви Уандера, Джонни Кэша, Рода Стюарта, Би Би Кинга, братьев Эверли, Дайаны Росс, Литтл Ричарда, Фэтса Домино, Fleetwood Mac, Ареты Франклин, Билла Хейли, — но поговорить с Полом мне так никто и не предложил, а сам я не рвался. Как и остальная пишущая братия, я чувствовал обиду за то, что он решил начать с нуля с новой группой — хуже того, на место Джона поставить Линду, — и вместе с остальными не собирался ему в этом потворствовать. У меня, как у первого официального рок-критика (ежедневной) Times, была масса возможностей пообщаться с ним во время пресс-конференций, перед выпуском альбомов Wings, но, так или иначе, этого не произошло. В 1973 году мне пришлось нехотя признать его триумф с Band on the Run, пусть даже некоторые рифмы — «And the county judge / held a grudge…» («И окружной судья / был обозлен…») — для человека, сочинившего «Penny Lane», казались явным шагом назад.

В остальном я придерживался распространенного мнения, что Пол Маккартни превратился в самодовольную посредственность, сожалея при этом об утрате битловского волшебства и о все чаще одолевавших его сентиментальности и эксцентрике. Вскоре после выхода «Mull of Kintyre» я напечатал в Sunday Times Magazine сатирические стишки по этому поводу, последняя строфа которых отдает сегодня ужасающей безвкусицей:

Oh, deified scouse with unmusical spouse
For the cliches and cloy you unload
To an anodyne tune may they bury you soon
In the middlemost midst of the road[2]

.

Можно ли было более радикально сжечь за собой мосты?

В 1979 году Sunday Times закрылась на год из-за профсоюзного конфликта, и я решил потратить это время на то, чтоб написать биографию Beatles. Друзья и коллеги убеждали меня не тратить время попусту: к тому моменту слова, написанные и сказанные о них, наверное, исчислялись уже миллиардами; все, что можно выяснить, явно было уже выяснено.

Я передал всем экс-битлам просьбу об интервью, но получил от всех четырех — через пресс-агентов — один и тот же ответ: чем разгребать прошлое, им было гораздо интересней заниматься своими сольными карьерами. По сути, они все еще пребывали (как мы тогда еще не научились говорить) в стадии отрицания того, что произошло с ними в шестидесятые, — своего опыта, который в конечном счете содержал больше чудовищного, чем волшебного. Отказ от Пола, полученный через Тони Брэйнсби, мог быть к тому же продиктован теми самыми недавними виршами в Sunday Times. Переговоры с Брэйнсби по телефону с каждым разом были все напряженней, пока однажды он просто не заорал: «Филип… пошел ты в жопу!» — и бросил трубку.

«Shout!» («Кричите!»), свою готовую книгу, я сдал в издательство в конце ноября 1980 года, всего за две недели до того, как в Нью-Йорке убили Джона. После пяти лет, проведенных вдали от музыкального бизнеса, он только что выпустил новый альбом, Double Fantasy, и раздавал рекламные интервью направо и налево. Я специально сделал книгу с открытым концом на тот случай, если б он согласился побеседовать со мной для послесловия.

Я сумел-таки побывать в его квартире в «Дакота-билдинг» — но не при тех обстоятельствах, при которых надеялся. Когда весной следующего года книга вышла в Америке, я отправился в Нью-Йорк, чтобы показаться на телешоу Good Morning America. В эфире я сказал, что, на мой взгляд, Джон был не одной четвертью, а тремя четвертями Beatles. Йоко увидела трансляцию и позвонила мне прямо в студию ABC, чтобы сказать, что ей было «очень приятно» услышать мои слова. «Может быть, вы хотите приехать к нам, посмотреть, где мы жили», — добавила она.

В тот же день я оказался в «Дакоте», и меня провели по огромным белым апартаментам на седьмом этаже, где Джон воспитывал их с Йоко сына Шона, пока она сама занималась семейными финансами. Потом, в ее офисе на первом этаже, сидя в кресле, сделанном по образцу трона египетских фараонов, она долго и подробно говорила о его фобиях, неуверенности в себе, обиде на прежних коллег по группе и особенно на того, кто был его второй половиной в величайшем авторском партнерстве за всю историю поп-музыки. Как это часто бывает с недавно пережившими утрату, что-то от ушедшего человека, казалось, поселилось у нее внутри; слушая Йоко, я часто чувствовал, что слышу Джона. При любом упоминании Пола ее взгляд стекленел. «Джон всегда говорил, — сказала она мне в какой-то момент, — что ему никто никогда не делал так больно, как сделал Пол».