Поль Робсон

— Просто убежден в этом, — ответил Джонсон. — Даже враждебно настроенные по отношению к русским, американцы отдают себе отчет в том, что, победив Россию и овладев ее колоссальными ресурсами, фашистская Германия будет являть собой смертельную угрозу для США. Ты прав, Поль. Советы выстоят в войне с Гитлером и в конечном счете сломают ему хребет. Вопрос только в том, как скоро это произойдет. Сейчас им приходится полагаться на собственные силы. Видимо, Рузвельта больше беспокоит развитие событий на Дальнем Востоке: Япония уже оккупировала Индокитай и вовсю орудует в Южном Китае, готовя плацдарм для захвата Юго-Восточной Азии. Куда будет нанесен следующий удар? — неторопливо рассуждал Джонсон. — В апреле Россия и Япония заключили пакт о нейтралитете, если мне не изменяет память, сроком на пять лет. Вряд ли японцы осмелятся нарушить его в скором времени. В такой ситуации военное столкновение между Японией и США почти неизбежно.

— Но Рузвельт уже открыто указывает на возможность агрессии со стороны Японии, — заметил Робсон.

— Ты имеешь в виду его августовское выступление? Не все так просто, Поль. Склонен думать, что некоторые творцы нашей политики еще тешат себя несбыточными надеждами, рассматривая военные приготовления Японии только в плане ее будущей войны с Россией. Исходя из собственного скромного опыта дипломатической деятельности, — улыбнулся Джонсон, — скажу только, что предугадать дальнейшее развитие событий в столь сложной обстановке нам, во всяком случае, не под силу. — И, посерьезнев, добавил: — Одно ясно, и для этого необязательно обладать даром провидца: Америке придется воевать, и тогда объективная необходимость вынудит наших руководителей вступить в военно-политический союз с Советской Россией.

В ноябре 1941 года президент США Ф. Д. Рузвельт, заявив, что «оборона СССР важна для обороны Соединенных Штатов», распространил действие закона о ленд-лизе на Советский Союз. Восьмого декабря, пережив трагедию Пёрл-Харбора, США объявили войну Японии, а тремя днями позже — Германии и Италии.

Вступление Соединенных Штатов во вторую мировую войну не вызвало особого энтузиазма у американцев, привыкших, а точнее, приученных к мысли о том, что большие беды обходят Америку стороной. По мнению авторитетного буржуазного историка А., Шлезингера, «американский народ с неохотой смотрел на предстоявшую борьбу. Люди старшего поколения помнили, что они сражались в первой мировой войне, но не получили прочного мира. Молодое поколение, только начавшее оправляться от тягот «великой депрессии», рассматривало войну как излишнее испытание. В отличие от прошлых войн в этой не видели ничего великого и волнующего».

Но были и другие американцы, которые считали, что их родина должна внести весомый вклад в священное дело борьбы с фашизмом. Демократическая общественность США выступала за сплочение всех антифашистских сил страны, призывала к действенной поддержке Советского Союза, несшего на себе основную тяжесть войны с фашистской Германией, настоятельно требовала открытия второго фронта в Европе, разоблачала происки реакционных империалистических кругов, направленные на подрыв сложившейся к лету 1942 года антигитлеровской коалиции.

Никогда прежде Робсон не отдавал столько энергии, сил и времени политической деятельности, Он выступает перед рабочими оборонных заводов, поет на митингах по сбору средств в фонд помощи Советской России, участвует в записи серии грампластинок для американских солдат и союзников. Восьмого апреля 1942 года его страстную речь «Все силы на мобилизацию афроамериканцев и колониальных народов для борьбы с фашизмом» слушают тысячи ньюйоркцев, пришедших на митинг в «Манхэттен-сентр». В мае пятьдесят тысяч рабочих Нью-Йорка, собравшиеся на стадионе «Янки», встречают овацией обращение Робсона содействовать скорейшему открытию второго фронта в Европе. С этим призывом Поль обращается к участникам многотысячного митинга в Медисон-сквер-гарден, посвященного годовщине начала Великой Отечественной войны советского народа против германского фашизма.

И все же, как бы ни был Робсон поглощен общественной деятельностью, он ни на минуту не забывал о том, что он артист. Только теперь, разучивал ли Поль очередную песню или готовил новую роль, он оценивал их по-иному, чем в начале своей творческой карьеры. Оставаясь верным принципу творческой независимости — независимости от дельцов, политиканов, реакционеров, каких было немало в западноевропейской и американской культуре, Робсон пришел к выводу, который стал для него главным, основополагающим: «Негритянский артист не должен относиться к искусству, руководствуясь только собственными эгоистическими интересами… он несет ответственность перед своим народом».

Поездки по стране, выступления перед соотечественниками на многочисленных собраниях, митингах не мешали Робсону-артисту, напротив, в делах общественных он черпал вдохновение для творчества.