Поль Верлен

Осенью 1849 года Верлены вернулись в Мец и прожили там полтора года, от которых у Поля осталось достаточно впечатлений, чтобы потом, уже стариком, вновь оживить их в памяти. Там был собор, «такой странный и немного безумный», с яркими красивыми витражами; железная дорога, совсем новая, проходившая рядом с церковью Сен-Кретьен; плац с видом на Мозель и концерты военного оркестра, дававшиеся там два раза в неделю; кашемировые шали разодетых дам и черно-красно-золотые мундиры офицеров; и особенно Матильда, его подружка семи или восьми лет, дочь судьи. Бонна водила ее в парк, где та играла под бдительным оком родителей. Живая и властная, со светло-рыжими волосами и лицом, усыпанным веснушками, она была идеальной парой для Поля. Прохожие улыбались, видя, как они целуют друг друга в щеки, потом ссорятся, мирятся или шепчут что-то друг другу на ухо. Их в шутку называли «Поль и Виргиния [15]» или «Дафнис и Хлоя». Капитана и его жену веселили эти признания и ссоры, они гордились таким не по годам развитым сыном.

Дома он стал более послушным. Его любимым занятием было рисование. Все листы его тетрадей были покрыты яркими рисунками, которые он тщательно наносил, а потом стирал — пальцем или языком. «Ах! Каким бы богатым и уважаемым художником я мог бы стать, если бы не бросил эти занятия», — пишет он в «Исповеди» ^[16].

Когда в 1851 году ему исполнилось семь лет, его отец решил поселиться в Париже. Он там никого не знал, но был уверен, что только в Париже мальчик сможет получить хорошее образование и преуспеть, так как он не сомневался, что его сын окончит военную академию Сен-Сир или Высшую Политехническую Школу и станет когда-нибудь генералом или военным инженером.

Пока не привезли мебель, семья — капитан, его супруга, юная Элиза и Поль — поселились в меблированных комнатах на улице Птит-Экюри в квартале Порт Сен-Дени.

Первое впечатление ребенка от большого города было ужасным: все казалось ему мрачным и уродливым: серые фасады домов, грязные мостовые, тусклый свет, жуткий запах дыма и сточных вод. Куда подевались арденнская зелень и целебный ветер Лотарингии? Прогулка в фиакре немного примирила его со столицей, которую он все же не полюбит никогда ^[17]. Сколько экипажей, лошадей, омнибусов, громко говорящих и быстро идущих людей! Его поразила одна деталь — вывеска продавца париков у Порт Сен-Мартен, на которой было написано четверостишие — первые в его жизни стихи! — показавшееся ему таким необычным и прелестным, что он его запомнил. Сорок три года спустя он все еще будет помнить его!

Взгляни, прохожий, вот так страсти!
За шею вздернут и поник
Авессалом. Он сей напасти
Мог избежать — когда б носил парик!

Спустя неделю привезли мебель, и семья переехала в Батиньоль, в красивое здание под номером 10 по улице Сен-Луи (сейчас улица Ноле). В «Луизе Леклерк» поэт изобразил Батиньоль своего детства, «квартал для массового заселения, почти без парков и деревьев». Этот квартал находился за городскими укреплениями (присоединен к Парижу лишь в 1860 году), там жили мелкие экономные буржуа, рантье или пенсионеры, главным образом бывшие военные. Почти все они читали «Пти Журналь» [18]и ходили каждое воскресенье на утренний спектакль театра Батиньоль. Это был маленький провинциальный городок, соседствующий со столицей.

Сначала Поля поместили в небольшую частную школу, расположенную на улице Элен, недалеко от дома, куда он и ходил каждое утро с большим портфелем под мышкой. Он научился читать, писать и считать. По вечерам при свете керосиновой лампы мать и «старшая сестра» Элиза помогали ему делать домашние задания и учить уроки, после чего он шел спать. В августе 1852 года именно ему предоставили честь читать басню «Дуб и тростинка» на церемонии вручения наград перед собравшимися во дворе родителями.

Незадолго до этого он впервые узнал, что такое смерть. У директора школы, внешне чем-то напоминавшего Виктора Гюго, умерла дочь. Поль с друзьями присутствовали на похоронах. Тогда он плохо понимал происходящее, но слезы несчастного человека, которого все немного боялись и очень любили, сильно взволновали его.

В декабре 1851 года он испытал другое потрясение. Главной темой разговоров его родителей и их друзей, в особенности офицеров в отставке, с которыми сошелся капитан, был «государственный переворот» принца Луи-Наполеона [19]. На их лицах читаюсь волнение, говорили они шепотом. Что же за страшное бедствие представлял собой этот «государственный переворот», что за катастрофу? Какую угрозу нес он в себе? Когда Поль спрашивал об этом, от него отмахивались: «Вырастешь — узнаешь». Сколько же неизвестного таил в себе мир взрослых!