Поль Верлен

Жестокая же страсть ушла
Лишь потому, что дверь отверста.
Да, зелена и не безвестна
В те дни моя душа была!

А виноват, твердят, абсент,

С которым рюмку пропускает
Нетрезвый волхв — да-да! — в обед
В честь Девы Пресвятой, бывает[506].

Поль Верлен был счастлив, что молодое поколение вспомнило о нем. Пусть его и обозвали Поленом — десять лет для литературы это целое столетие. Разве мог он после этого не поощрять поэтов новой волны, превозносивших его до небес? «На вертикальной оси литературной координатной плоскости, низ которой тонет в море Банальности, а верх теряется в дымке Неправдоподобия, Поль Верлен занимает одно из высочайших положений», — пишет Монстрай (Трезеник и Раль) в очерке «О каждом понемногу» в «Лютеции» от 5 июля 1885 года.

В глубине души он соглашался с Полем Бурдом, который во «Времени» от 6 августа 1885 года ясно и иронично рассуждал о феномене декадентства, называя его последним маленьким цветком романтизма, «болезненным и странным цветком, увядающим на ухоженной клумбе». Так пусть же он цветет среди сорняков натурализма. Кто знает, может, в поэтическом жаргоне этих молодых горячих голов возродится чистая Французская Поэзия.

Итак, Верлен верил. И необходимо подчеркнуть это, так как его позднейшая резко негативная реакция на декадентов связана с тем, что вторая волна декадентов не имела с первой ничего общего^[507].

Слух о возвращении Верлена начал распространяться. Его стали навещать старые верные друзья, Делаэ, Лепеллетье, Нуво, Вилье де Лиль-Адан, Форен, сильно изменившийся, утративший былую схожесть с Гаврошем и превратившийся в лучах славы в завсегдатая аристократических салонов; недавние друзья, Трезеник, Ремакль, Мореас, Морис; представители молодого поэтического поколения, привлеченные сиянием его славы, например, экс-преподаватель Жюль Телье из Шербура, о котором Верлен писал «волк, но станет христианином» потому, что он был снедаем внутренним пламенем; Фернан Ланглуа^[508], художник, чья жизнь была чередой сплошных бедствий; Рене Жиль (Жильбер), бельгиец, автор сборника мрачных поэм «Легенды души» (1885 год), популярный, но вскоре забытый. «Гениальный творец», — напишет о нем Верлен в «Современных людях», но в «Инвективах» исправится и назовет его «дураком, кретином».

Однажды вечером, как рассказывает Эрнест Рейно, когда Жиль читал свои творения, ослепляя гостей ярким резким стихом, вошел Жермен Нуво с другом. Последний, испугавшись такого количества народа, хотел сначала сбежать, но Нуво удержал его. И ему ничего не оставалось, как представиться: Луи Ле Кардонель. Верлен, раньше читавший его произведения в «Шануаре», предоставил ему слово, и отныне этот тонкий мистический поэт стал одним из лучших друзей Поля.

Поэтические вечера затягивались допоздна. Иногда Верлен, с трудом передвигаясь, вел своих приглашенных в бар Шози, где все выпивали по рюмочке, не отходя от прилавка, и под изумленные взгляды землекопов, пришедших туда хорошенько промочить горло, продолжали эстетические и литературные споры.

Многие, как Франсис Вьеле-Гриффен, уходя от Верлена, тихо вздыхали:

— Надо что-то сделать, чтобы вытащить его из этой помойки.

Но они или ничего не делали, или не возвращались более.

Он же смирился с судьбой и ничуть не смущался происходящим.

«Я живу в винном магазине, — писал он Малларме. — Увидишь вывеску на фонарном столбе, гостиница „Миди“. Входи в магазин и тебя проведут в мою каморку на первом этаже». Малларме и в самом деле заглянул.

Когда друзья уходили, наступало одиночество. «Ах, если бы мать перестала дуться и приехала ко мне, мне кажется, я бы сразу поправился», — думал он. Ему не хватило храбрости написать матери самому, и он попросил об этом Шарля Мориса. Вот отрывок из этого письма: «Он рассказал мне о всех своих несчастьях. И я знаю, что потом он ходил на исповедь. Я убежден, что одиночество — худший враг для него. А приезд матери мог бы стать лучшим лекарством»^[509].

И снова г-жа Верлен, сама доброта, сжалилась над сыном и приехала. Это случилось в сентябре. Поль снял ей комнату на втором этаже, прямо над своей.

Ее приезд вернул ему любовь к жизни. Круг его друзей расширился. Он постоянно работал, вновь стали появляться деньги. Вскоре он смог снять вполне приличную квартиру. Но проклятый артроз! Если бы не болезнь, он бы летал, он ведь чувствовал, что ветер толкает его в спину.