Поль Верлен

Неизвестно, с каких пор бывший викарий Сен-Жерве Салар, мы о нем уже рассказывали, был должен Полю 1500 франков плюс проценты, и как возник этот долг. Неясно также, почему в письме Шарлю Морису 29 октября 1887 года Верлен называет его «юбочником». Морис, впрочем, был в курсе происходящего, так как еще в 1884 году Верлен сообщал ему, что Салару вынесен оправдательный приговор. Но по какому делу, остается загадкой. Похоже, история началась очень давно. Если верить анонимному автору книги «Поль Верлен и его современники», то после смерти мужа мать Верлена была обманута вышеозначенным Саларом и какими-то нечистыми на руку дельцами. Как бы там ни было, Верлен отправил всех своих друзей, то есть Лепеллетье, Шарля Мориса, г-на Жюльена, Леона Ванье и других, на поиски священника, которого вся честная компания называла то «вороном», то «вороньим отродьем».

Предприняв некоторые шаги, обратившись в епархию и в прокуратуру, Эмиль Ле Брен вышел на след. Салар сначала был кюре в деревне Курсите в Майенне, потом имел приход в Гиянкуре в департаменте Уаза. Наконец, в январе 1888 года, состоялась их встреча с Верленом, в результате которой последний получил задаток в размере 200 франков, приправленный заверениями в вечной дружбе и благодарности^[542].

Далее г-н Салар предложил либо постепенные выплаты по счету, либо письменное признание долга в размере 1300 франков. Поль, уже зная все проблемы с документами такого рода, предпочел первый вариант. Еще 150 франков были переведены на счет Ванье 5 марта 1888 года. Вероятно, оставшуюся сумму он так и не получил. Свое негодование против «слуг Иисуса Христа» Верлен излил в очень резком стихотворении из сборника «Счастье», из которого следует, что потерял он немало.

Был и еще один старый долг нотариуса из Аттиньи. После «ворона» пришел черед «юриста». Оказывается, по условиям договора, подписанного 19 октября 1882 года, часть денег, полученных в результате продажи фермы в Жюнивилле, а именно 900 франков, оставались на счету нотариуса и через шесть лет должны были перейти к Верлену вместе с процентами. И в конце мая 1885 года Поль поехал в Арденны в надежде получить аванс именно из этой суммы.

В начале ноября 1886 года Верлен, убежденный, что срок долгового обязательства истекает уже через две недели, размечтался. «Пюре, повидло! Нищета! Как это было бы прекрасно, 900 франков, позвякивающие в моем кошелке!» — пишет он Эмилю Ле Брену. А до счастливого момента было еще два года! Два года, в течение которых он будет бросаться ко всем за помощью, постоянно докучать друзьям, писать жалобы в Палату нотариусов округа Ретель, стараться получить во что бы то ни стало свои деньги, злиться, негодовать. Получив от г-на Карретта ответ, что он пока не вправе требовать возврата денег, Поль еще раз проверил сроки и снова ошибся, но на этот раз на год. В ноябре 1887 года он уже представлял, как держит в руках эти деньги. «Все уже официально оформлено, вот они», — пишет он г-ну Жюльену. Не получив ни гроша, он направляет еще одну жалобу в Палату нотариусов. Потребовалось наглядное объяснение г-на Карретта: 19 октября 1882 года плюс шесть лет равняется 19 октября 1888 года. Только тогда он понял. И только 6 октября 1888 года Верлен сообщил Казальсу хорошую новость. «Карретт пишет мне, что послезавтра, в понедельник, я смогу получить деньги на площади Птит-Пер, давай встретимся после этого»^[543]. Нотариус выплатил деньги на несколько дней раньше установленного срока.

Это событие, несомненно, было пышно отмечено.

Но вернемся к нашему рассказу. Итак, Поль снова в больнице Бруссе и полон решимости оставаться там до последнего, то есть пока его не выставят за дверь силой. Он чувствует себя как дома, ибо единственным домом для него стал тот, что предоставляет служба социального обеспечения. Если все прошлое время он был анонимным больным, то теперь его льстиво именовали «Поэт с двадцать второй» — он занимал койку номер 22 в палате «Фоллен».

Месяц спустя после водворения в больнице Поль узнает о смерти отца Матильды 30 октября 1887 года. «Да примет Господь его гнусную душу», — таковы будут слова прощания. Матильда находилась в это время в Алжире. Вот текст письма с описанием похорон, которое она получила от Луизы Мишель 2 ноября: «Венки стояли в комнате внизу (…) Мы проводили его в последний путь под проливным осенним дождем»^[544].