Поль Верлен

Тем временем Верлену все меньше нравилось жить у суровой госпожи Агреш. Он не мог свободно принимать у себя всех, кого хотел. В частности, вход в его комнату был запрещен для женщин. Ну это было уже слишком! Вероятно, Филомена стала однажды жертвой чрезмерной стыдливости хозяйки, так как 26 июня 1889 года Верлен сообщил Казальсу, что встречался со своей подругой у Ранвуазе, то есть в Гранд-Отель де Насьон. «Я чуть было не рассердился», — пишет поэт в своих воспоминаниях^[587], а это значит, что он просто рассвирепел. Даже четыре года спустя ярость его не утихла. «Черт бы побрал мамашу Агреш, — писал он Казальсу 5 декабря 1893 года, — она так со мной обошлась тогда, что я по сию пору не могу забыть. Да что уж вспоминать!» Но тогда ему пришлось проглотить обиду, потому что он прекрасно отдавал себе отчет в том, какие несчастья может повлечь за собой его выдворение из отеля.

Тем не менее однажды он не побоялся нарушить запрет, чтобы устроить маленький забавный спектакль. В июне 1889 года Верлена предупредил о своем визите Анри Боссан, поэт и издатель, который взял на себя публикацию «Посвящений». Он приехал из Анноне (департамент Ардеш), чтобы подготовить репортаж в «Галльских анналах». «Делегат для встречи с Верленом» (так называлась его должность) очень хотел узнать, правду ли говорят о том, что Верлен — женоненавистник. Гнушается ли он прекрасным полом? Окружает ли себя целым двором любимчиков? Этот славный малый хотел узнать всю правду.

Ну что ж, он все узнает! Когда журналист вошел в комнату Верлена, он с изумлением обнаружил одетого в халат поэта в обществе двух очаровательных дам (тайно пробравшихся в комнату) в легком дезабилье. Боссану был оказан самый любезный прием! Ох уж эти парижане… и парижанки!

На страницах «Галльских анналов» Боссан рассказал о своем визите в стихах. Это понравилось Верлену. Отношения между поэтом и журналистом, и без того неплохие, стали просто прекрасными. Боссану была даже оказана честь: Верлен сделал его адресатом одного из сонетов «Посвящений».

Верлен не давал покоя доктору Жюльену и в конце концов добился своего: 8 июля 1889 года он снова лег в больницу Бруссе. Его поместили на койку номер 31 в палате «Лассег». В той же самой палате на койке номер 24 лежал и его дорогой Казальс. Палата представляла собой небольшую комнату с десятью кроватями, окна выходили на кольцевую железную дорогу. В семь часов утра приносили суп, а в десять колокол возвещал о начале врачебного обхода. Когда доктор Шоффар проходил мимо кровати Верлена, он никогда не забывал напомнить сопровождавшим его интернам и студентам, что этот больной — самый великий католический поэт века. Некоторые снисходительно соглашались, другие же пожимали плечами. После обхода больные могли вставать с постели и идти гулять, надев обязательный голубой больничный халат. Верлен выходил почитать газету или пройтись с Казальсом по галереям. Во время обеда друзья соревновались, кто больше сделает комплиментов, иногда, впрочем, довольно нескромных, санитаркам, которые везли из кухни тележки с едой. После обеда они вместе отправлялись в сад выкурить трубочку или две. Но вскоре приходили первые посетители, и им приходилось возвращаться в палату. Тогда палата «Лассег» превращалась в подобие салона, в котором не хватает стульев. На немногих добытых креслах сидели дамы — Рашильда, Филомена, почитательницы, которые приходили навестить Верлена и приносили фрукты и лакомства. Когда поток посетителей иссякал, Два друга тайком пробирались в соседний кабачок, а когда возвращались обратно к ужину, от них сильно пахло спиртным.

Верлен пользовался в больнице исключительной привилегией: он мог зажигать крошечную керосиновую лампу на столике у кровати. Поздно ночью, когда тишину нарушали лишь стоны и храп соседей, Верлен сидел на кровати, положив на приподнятые колени доску, и писал на листах с заголовком «Органы социального обеспечения»: «Я в больнице, как бенедиктинский монах».

Когда Верлена и Казальса отпускали из больницы после обеда, два друга, как школьники, отправлялись «выдоить» луидор или сотню-другую су у Ванье, а потом шли в кафе, а потом в другое… так что к концу вечера оказывались у «Франциска I», и по количеству блюдечек, выстроившихся на столе, окружающие могли судить о щедрости издателя с набережной Сен-Мишель.

Казальс рассказывал об одной такой вылазке. С утра друзья выпросили «деньжат», а потом отправились выпить аперитив с Викером и Мореасом. Затем последовал обильный обед, по окончании которого Верлен решил сбежать от двух своих обожателей, молодого и остроумного Люсьена Юбера (потом он станет министром юстиции) и Жозе Тьерри, который в то время был юрисконсультом в «Меркюр де Франс», и заявил, что у него назначена встреча с женщиной. Казальс должен был выполнить несколько поручений Верлена, и они договорились встретиться в четыре часа в кафе «Франциск I». Однако Казальс смог прийти только в пять. Верлен нервничал.

— Ты опоздал, и мы теперь не успеем вернуться!