Поль Верлен

Шарль де Сиври умудрился заразиться оспой и добился длительного отпуска на период выздоровления. Какая несправедливость! Он, Верлен, в конце концов, тоже рисковал своим здоровьем, более того — своей жизнью! И тогда он решил не показываться ни за письменным столом, ни на крепостных стенах, наивно полагая, что и в том, и в другом месте уже привыкли к его отсутствию.

Верлен снова стал предаваться светским развлечениям, как будто война уже закончилась. Большинство его друзей еще не были знакомы с юной г-жой Верлен, поэтому, дабы исправить положение, они стали наносить визиты всем по очереди. Сначала они навестили Леконта де Лиля и Катулла Мендеса, которые в то время жили вместе, затем искусствоведа Филиппа Бюрти, поэта Эрнеста д’Эрвильи, гравера Фламенга, братьев Гонкуров. 27 ноября подошла очередь Виктора Гюго. Великий мэтр, который только 5 сентября возвратился в Париж, записал впечатления от этой встречи в своем дневнике. Он поклонился Матильде, а ее супругу объявил, что высоко оценил его «Песнь чистой любви», эту «бомбу с цветочным зарядом».

Верлены и сами принимали гостей. Ришар Леклид, друг Феликса Регаме, рассказывает жене в письме от 12 декабря 1870 года^[166] об одном из вечеров в доме поэта, который проходил в гостиной, обитой вишневым атласом с белой и золотой отделкой. Регаме и Верлен рисовали в уголке, Шарль де Сиври играл на фортепиано, а г-жа Моте и другие гости слушали многословный рассказ Матильды о ее житье в пансионе. Леклид довольно ярко ее описал: «Представьте себе высокую шестнадцатилетнюю девицу, воспитанную в предместье Сен-Жермен, чьи рассуждения напоминают школьный учебник и которая играет в семейную жизнь, как дети играют в куклы». При общении с такой великовозрастной школьницей, наделенной изрядной долей снобизма, гостю оставалось лишь превратиться в глухонемого. «Я смотрел на нее гораздо больше, чем слушал, думая: „Боже, ну и трещотка!“»

В одно прекрасное утро в доме на набережной Турнель появился капрал с официальным письмом. Это было уведомление о том, что за отсутствие на посту без уважительной причины Верлен приговаривается к двухдневному заключению в полицейском участке. Оказывается, о нем не забыли! Поль помчался в мэрию, однако его начальник ничего не мог сделать: «Вы могли быть вообще освобождены от военной службы, но предпочли стать добровольцем. Придется теперь отвечать за последствия. Дела армии находятся вне моей компетенции, и я не имею никакого права в них вмешиваться».

На следующий день коротышка капрал вернулся уже в сопровождении унтер-офицера. Прозвучал приказ:

— Следуйте за мной!

Поль подозревал, что его выдал один из сослуживцев из зависти, что он слишком много времени проводит дома.

Несмотря на подавленное состояние, Верлен старался держаться молодцом. Матильда приготовила одеяла, наполнила мужнину флягу, набила ранец всякой снедью и, подбодрив Поля на прощание поцелуем, позволила его увести. По дороге они неоднократно заходили в разные питейные заведения и лишь к полудню дошли до здания военной тюрьмы, которая находилась на авеню Италии, недалеко от часовни Бреа^[167]. Там Верлен предстал перед офицерами из канцелярии суда, откуда его направили в карцер, огромный сарай с покосившимися окнами. Посередине стояла гудящая печка, окруженная походными кроватями. В помещении находились два десятка неряшливого вида мужчин в холщовых рубахах и кепи. Одни играли в карты, другие в домино. Почти все они, как и Верлен, отбывали наказание за уклонение от службы. Заводилой в этой компании был маляр Шеншоль, типичный парижский уличный мальчишка, шутник и горлопан. Он подвергся более суровому наказанию за дерзкое поведение по отношению к старшему по званию. Верлен разговаривал с ними о политике и с удивлением обнаружил, что это «мужичье» придерживается значительно более умеренных взглядов, чем он сам, так как, бравируя, ему случалось высказывать прямо-таки ультрареволюционные идеи.

На следующий день Матильда, как заботливая жена, пришла навестить узника и принесла ему сигарет, вина и сочный паштет из куропатки, которая на самом деле была крысой, поскольку во время осады открыто продавали мясо кошек, летучих мышей и других подобных тварей (меню одного из ресторанов на улице Ром, владелец которого явно обладал чувством юмора, гласило: «Крысиная отбивная, вкус, как у настоящей баранины»).

Отбыв наказание, Поль, чтобы не выбирать между военной службой и тюрьмой, решил укрыться у матери, в Батиньоле. Капитан был уведомлен о том, что Верлен, сменив место жительства, перевелся в другой батальон. Наконец-то никто его не контролирует, наконец-то его оставили в покое!

Он снова стал через день бывать в мэрии, работал тщательно и не допускал прогулов. Чтобы оправдаться перед Виктором Гюго за то, что послал ему 22 декабря свои стихи по почте, а не принес лично, он ссылается на больное горло^[168].