Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди

— Не знаю.

— А если нам?

Течет улицей пыль, течет стадо, слышатся выкрики пастухов, и ребята идут за этим потоком то молча, то разговаривая.

— Миша, а если нам?.. Возьмем их. Пригоним в колхоз. Вот там радости будет!

— Еще бы, — улыбается Миша.

Стадо уже на краю села.

— Нет, Гаврик, если бы эти коровы нам, то дед тут был бы, — остановившись, невесело заметил Миша. — И потом — так же скоро нельзя их пригнать…

— Миша, ну, а если он, секретарь райкома, по телефону, по-большевистски…

— Не знаю.

Стадо, выйдя за околицу, уходит от села в степь. Сомнения Миши оправдались. С неловкой усмешкой он говорит Гаврику.

— Коров по телефону не передают. Пошли назад.

Невдалеке от столовой Гаврик, насупившись, предупреждает Мишу:

— Вон у порога и та, и еще одна тетка. Начнут про обед… Скажут: они, как телята, убежали за коровами.

— Держи левей, — шепчет Миша.

Но маленькая женщина, которую ребята видели с веником в руках около порога райкома, помахивая рукой, кричит им:

— Дед! Дед вас по саду ищет!

Прибежав в сад, ребята увидели Ивана Никитича, который стоял среди аллеи с опущенными руками. И странно — дед никого не искал и, казалось, забыл не только про ребят, но и про все окружающее. Глядя в землю, он вытирал глаза ладонью. Увидев ребят, старик засуетился и, будто рассердясь, что ему помешали думать, сказал:

— Что уставились?.. Сроду не видали? Ну, стар стал, лук в глаза лезет!.. А вы если поели, то и нечего шляться за коровами. Лучше делом — валенками — займитесь.

— Дедушка… — начал было Миша.

— Шестьдесят восемь годов дедушка. Знаю! Расскажу после, а теперь маршируйте в Дом колхозника.

Озабоченной походкой старик опять ушел в райком, а ребята вернулись в Дом колхозника молчаливые и огорченные. Развязали мешок, достали недошитые валенки и, устроившись между кроватями на полу, принялись за работу. Скрипнула дверь, и пожилая дежурная, посмотрев на них, опять закрыла дверь.

— И сколько этих теток тут… — пробурчал Гаврик.

— Ты злишься — не знаешь, что с дедом, а тетки тут ни при чем, — заметил Миша.

Снова скрипнула дверь, и опять появилась уже знакомая им женщина из райторговской столовой, высокая, прямая, в белой, туго повязанной косынке. Минуя ребят, она прошла к столу, сначала постелила на скатерть газету, а на нее поставила кастрюльку с куском хлеба на крышке.

— Ваш соус. Потом поедите, — сказала она и вышла.

— Ну, чем плохая тетка? — спросил Миша.

— Заботливая, — ответил Гаврик, и они надолго замолчали.

* * *

На восходе солнца ребят разбудила дежурная — моложавая и проворная старушка.

— Скорее, скорее, с пожитками! Так старик распорядился, — говорила она и, пока ребята, звеня умывальником, промывали заспанные глаза, вынесла их багаж на крылечко и, завязывая сумки, наставительно щебетала: — А теперь прямо-прямехонько этой улицей. Как тракторные мастерские — они по правую руку — пройдете, тут и степь начнется. Там и деда найдете.

Ребята недоуменно переглядывались. Похоже было, что старуха в срочном порядке выселяет их из Дома колхозника.

— А дед приходил? — спросил ее Миша.

— Давненько приходил. Этак в пятом часу, — отвечала старуха, вскидывая сумку на плечо Гаврика.

— А что ж он говорил? — допытывался Миша.

— Чтоб разбудила на восходе солнца и отправила… больше ничего.

— А какой дед-то? Может, чужой?

Но старуха уже приспосабливала на плечо Мише мешок с пожитками.

— Ваш дед — сухонький, щупленький, а в походке и в разговоре резвый, как кочеток.

— Наш, — сказал Гаврик и косым взглядом указал Мише на дорогу.

Попрощавшись со старухой, ребята, сердито шагая, отправились в путь.

На окраине им встретилась легковая машина. В кабине, рядом с шофером, сидел широкоплечий человек в серой шинели. Ребята удивленно переглянулись.

— Он? — спросил Гаврик.

— Он, секретарь райкома.

— Чего ж ему не спится?

Вот и машинно-тракторные мастерские — длинные кирпичные постройки под этернитом, с узкой железной трубой, с трактором около настежь открытой широкой двери и локомобилями, поставленными на деревянные брусья. Дальше, за покатым холмиком, начинается степь, но деда нигде не видать. Левее холмика, в стороне от дороги, сереет проселок. По нему, направляясь к селу, степенной походкой идут трое старых мужчин — двое с хворостинами, а один с какой-то веревкой на плече. Двое из них сразу замахали руками, показывая ребятам куда-то за холмик. Гаврик и Миша поняли, что надо торопиться. Прибавив шагу, они вышли на взгорье и, восхищенные, остановились.

На рыжей траве, сбоку дорога, паслось больше десятка коров и телят. А дед, прямой и гордый, стоял с палкой на плече, как на часах.

— Скажешь — не наши? — желая озадачить товарища, громко спросил Миша.

— Чего ж тут рассказывать?! Бежим! — крикнул Гаврик и первый кинулся вперед.

Когда ребята подбежали к Ивану Никитичу, старик, указывая на коров, задал короткий вопрос:

— Кто это? — и голос его прозвучал так, как будто он весело спрашивал: «Ну, как спалось?»

У ног старика лежал медный колокольчик, он ковырнул его сапогом и сказал:

— Пожитки покамест положите, начнем колокольчик вязать на шею вот той, красно-бурой…

И начался сбор в дорогу.

Старик то и дело повторял: