Полчасика для Сократа

Если большие народы могут экономически давить на малые, а то и оккупировать их, в литературе у них этого права нет. Пусть даже нам придется ради этого возводить баррикады из машинок и компьютеров, размахивая вместо флагов писчей бумагой. Если здесь и существует что-то вроде права сильного, то у чешского языка оно, бесспорно, есть. Хотя в мире об этом вряд ли знают, так как сила языка измеряется скорее количеством людей, говорящих на нем, чем его богатством, которое, как известно, подсчитать нельзя.

Поэтому я настаивал на том, что мой персонаж будет есть то, что ему по вкусу. И французский читатель получит или свинину (невзирая на уровень холестерина) и примет ее так, как я принимаю устрицы Мегрэ, которые не ем, или ничего.

На прощание я сказал, что если бы родился заново, то взялся бы за ноты.

— Почему? — удивилась профессорша.

— Потому, — ответил я, продемонстрировав владение французской тактикой.

У меня не было охоты объяснять то, что на самом деле логично: ноты во всем мире одинаковые и поэтому их не надо переводить.

Передряга

Спектакль закончился. Это была одна из тех пресловутых северных пьес, смотря которые радуешься, что не живешь где-нибудь в Норвегии.

Мы хотели быстренько ретироваться из театра, но у гардероба нас перехватил исполнитель главной роли. Его лицо еще блестело от вазелина, которым он снимал грим.

— Ну, как вам спектакль? — спросил он нетерпеливо.

— Хороший, — сказал я и устремился было к выходу, чтобы не пришлось развивать похвалу детально. Но актер преградил нам дорогу. Не мешало бы, мол, зайти с ним ненадолго в буфет и поговорить немного о спектакле. Едва мы туда протиснулись, он спросил, почувствовали ли мы драматизм во второй картине.

— Естественно, — соврал я с готовностью, хотя вторую картину я проспал.

Поскольку ответ мой был коротковатым и мог показаться невежливым, жена начала нервно вещать о некой коллизии. Наступило затишье. Но ненадолго. Знакомого актера распирало от любопытства.

— А вы заметили, как мы с Марией сублимировали эротическую энергетику перед самым приходом Съоовалля?

— Еще бы, — ответил я, хотя понятия не имел, о чем он говорит. Из опасений, что он снова о чем-нибудь спросит, жена опередила его, задав вопрос, кто придумал костюмы. А потом стала живо интересоваться освещением. Я счел это смелым, так как большую часть времени на сцене царил жуткий полумрак. Когда исполнитель роли Гунарссона начал снова набирать воздух в легкие, я спросил его про звук.

— Какой звук? — удивился он.

— В совокупности, — вывернулся я, припомнив не без труда, что на протяжении всего спектакля стояла тишина. В этот момент, когда ситуация грозила выйти из-под контроля, появилась исполнительница главной роли.

— Ну, как вам спектакль? — спросила она нетерпеливо.

На этот раз положение спасла жена. Она заявила, что мы говорим как раз о спектакле. Следом появился режиссер. Какое-то время он делал вид, что театр — не самое главное в жизни, но пару минут спустя задал нам все тот же вопрос.

Жена вместо ответа спросила, долго ли они репетировали пьесу. Я справился, не сократили ли они текст. И просто сгорал от желания уточнить количество страниц.

Между тем подтягивались остальные актеры. Все они спрашивали всё про то же — как нам спектакль.

Мы не давали застичь себя врасплох и уходили от ответа, сами задавая один вопрос за другим.

Мы хотели знать, сколько обычно длилась репетиция. Сколько часов шла генеральная репетиция. Кто суфлировал. Когда кто-то из актеров спросил, что нас больше всего заинтересовало, а то и захватило, мы стали листать программку, спрашивая наперебой, надежная ли типография и почем нынче бумага. Когда вся труппа была в сборе и возникла реальная угроза, что кто-то задаст нам щекотливый вопрос, что мы чувствовали во время спектакля или даже что он нам дал, я решил узнать, когда в театре делают уборку. Жена поинтересовалась, сколько для этого надо людей. Только ей ответили, как у меня наготове был следующий вопрос. Насчет кассирши. Я страстно желал знать, какая у нее зарплата. Как и когда она ездит на работу.

Домой мы возвращались поздно ночью без сил.

— Как вам спектакль? — спросил вдруг бесчувственный таксист.

И хоть вопрос был неожиданным, мы проявили выдержку и снова повели себя дипломатично.

На его вопрос мы ответили своими.

Жену заинтересовала вязкость масла.

Меня заинтриговал дифференциал.

Анекдот

Я встретился с ним на вечере. Он подошел ко мне и спросил:

— Какая разница между психопатом и невротиком?

Я сделал ошибку, неосторожно сказав, что не знаю. Он тут же предложил остроумное объяснение:

— Психопат верит, что дважды два пять, а вот невротик (приступ смеха) знает, что дважды два четыре (еще один приступ), но для него мучительно это сознавать.

(Продолжительный приступ.)