Полдень 23 век. Возвращение Тойво (СИ)

Я мчался по коридорам музея, как тогда с Рудольфом Сикорски и с ужасом осознавал, что снова опоздал и что ничего уже не могу сделать… Да они все были здесь… Пять женщин и восемь мужчин… Они стояли полукругом. И каждый держал детонатор на изгибе своего локтя. И вдруг искривилось и раскололось пространство, распахнулась и начала расширяться Черная Бездна и имя этой Бездне было Смерть и я почувствовал непереносимое удушье и как меня и все вокруг засасывает в эту черную воронку и закричал, потому что понял, что это Конец и не только мой конец, но Конец Цивилизации, конец всего Человечества…

И тут я почувствовал, как кто-то схватил меня за руку слева и, повернувшись, увидел Ростислава, и кто-то схватил меня за руку справа и я увидел Кая Сигбана… Я чувствовал, что они пытаются удержать меня и нейтрализовать эту Черную Бездну, неумолимо надвигающуюся на нас, но она подползала все ближе и уже почти касалась наших лиц… И моей последней мыслью было: «Боже, неужели конец…»

Но вдруг словно луч Света рассек эту Черную Бездну, и Свет этот расширился, и в этот проем Света шагнули навстречу нам из какого-то сияющего пространства три золотистые высокие фигуры. И они встали и простерли лучи-руки и вдруг стало тихо. Я успел увидеть, как распадается и тает тьма, как рассыпаются и превращаются в прах фигуры людей с детонаторами… А эти золотистые фигуры вдруг стали приобретать привычные человеческие очертания и я узнал их… Тойво, Даня и… Аико!

— Аико! — крикнул я и потерял сознание.

Когда я открыл глаза, она заботливо держала мою голову у себя на коленях.

— Значит, тебе удалось», — прошептал я, приподнимаясь.

«Да», — кивнула она, целуя меня.

Остальные стояли надо мной и улыбались… И мне вдруг вспомнились слова Даниила Логовенко, сказанные им тридцать лет назад: «…мы придем на помощь, не задумываясь и всей своей Силой».

— Кажется, мы как раз вовремя, друзья, — сказал Логовенко.

— Биг-Баг, — улыбался Тойво, тоже опускаясь передо мной на колени, и прижимая меня к своей груди. И я почувствовал, что с каждой секундой ко мне возвращаются силы.

— Тойво… — сказал я, срывающимся голосом. — Сикорски оказался прав. Не нажми он тогда на курок, где бы мы всей сейчас были.

— А теперь давайте выйдем наружу, — сказал Логовенко, — и поможем тем, кто пострадал в этой схватке. Все же нам следовало прийти чуточку раньше.

— Да… скорее… там Комов… и другие. А потом я повернулся к Тойво и сказал:

— Ну, вот я и дождался тебя… мой мальчик…

Тойво Глумов, люден, дома

18 августа 230 года. Реконструкция

Асе не спалось в это ранее утро. Она поднялась с постели и полуодетая стояла у окна, глядя как ночь постепенно превращается в утро, светлеет и розовеет небо на востоке, и проступает город из предрассветных сумерек… И вдруг она увидела нечто странное и страшное. Здание Музея Внеземных Культур, которое хорошо было видно из ее окна, вдруг начало проваливаться внутрь и из этого провала вырвалось наружу черное облако, которое начало быстро расширяться. Но сразу же вслед за этим вдруг сверкнул ослепительно яркий свет. Такой яркий, что Асе даже пришлось зажмуриться. А когда она открыла глаза, здание Музея стояло целое и невредимое, как прежде, словно бы ничего не случилось.

«Боже мой, — подумала Ася, — что происходит? Или у меня галлюцинации?»

Она набрала номер Максима, но Максим не отвечал. Она опустилась в растерянности на кровать, и некоторое время думала, что же ей делать. Ведь не могло же ей всё это померещиться. Она еще раз набрала номер Максима, но Максим снова не ответил. И тут вдруг каким-то шестым чувством она поняла, осознала, почувствовала, что это как-то связано с Тойво. Всем своим существом она устремилась к нему, она собрала всю свою силу в этой мольбе:

«Услышь меня! Услышь меня! Ты же знаешь, как я жду тебя…».

— Ася, — позвал негромкий голос. Она обернулась и у нее подкосились ноги. Посреди комнаты стоял ОН и улыбался, Тойво и не совсем Тойво. Это был он, совершенно не изменившийся за 30 лет, все такой же молодой, худощавый, светловолосый, но было в нем неуловимое «что-то еще».

— Ты, ты, — она бросилась к нему, и он обнял ее и прижал к груди.

Слезы ручьем текли по ее щекам, а он гладил ее по голове и утешал, совсем как раньше, совсем по-человечески:

— Ну, ну, не надо, не надо, маленькая, не плачь. Теперь мы уже никогда не расстанемся… теперь я возьму тебя туда, в свой Мир… Ты не представляешь, какой это чудесный мир. Там каждое мгновение — это блаженство и чудо. Мы сотворим с тобой нашу собственную Вселенную, Вселенную нашей Любви и будем играть там как беспечные Дети, и ты навсегда забудешь, что такое горе, разлука и смерть.

И он поднял ее на руки и закружил, закружил по комнате и вдруг стены расступились и исчезли и распахнулась бездна космоса, испещренная точками сияющих звезд и спиралями галактик, а потом и они расступились и исчезли, и был Свет и то, что уже невозможно описать словами…

20 августа 230 года

Дача Максима Каммерера

Запись с фонограммы