Полдень 23 век. Возвращение Тойво

— Энтропия… Помнится, Ростислав тоже говорил об энтропии. Кто-то сказал, что сущность энтропии заключается в том, что всегда легче разрушать, чем строить.

— Да… Сущность энтропии еще и в том, что человеку гораздо легче деградировать и умереть, чем совершить необходимое «эволюционное» усилие и обрести бессмертие в новом теле. Поэтому многие «обычные» люди предпочтут скорее умереть, чем избавиться от своих смертных привычек. Пришло время людей с «третьей импульсной», Максим. Нас ждут великие и неотвратимые перемены. Мы должны выйти на арену этой космической битвы, чтобы одержать победу в своем собственном теле, как это уже удалось некоторым из нас. Людены — существа, преодолевшие энтропию. Они раскрыли тайну бессмертия и абсолютной власти над материей. Нам остался сделать последний шаг, чтобы одержать окончательную победу на Земле.

— И грядет Новый Мир и «мы увидим все небо в алмазах»?…, — сказал я, с улыбкой глядя на нее.

— Да, — ответила она серьезно.

Теперь передо мной сидела Жанна д’Арк, воительница, зовущая меня за собой на осажденный врагами Орлеан. Моя рука невольно потянулась к рукоятке не существующего меча. Захотелось высокой огненной жертвы, захотелось вскочить в седло боевого коня и совершить какой-нибудь подвиг и умереть с улыбкой на лице, видя как Она, на белом коне, с развивающимся знаменем, такая хрупкая, но такая могучая и прекрасная, ведет за собой на врага закованные в латы легионы.

«Хм… Что это с тобой, Максим? Что-то слишком чуствительным ты, брат, стал последнее время…», — сказал я сам себе мысленно. Но чувство, которое я переживал было столь чудесно, что не хотелось иронизировать по этому поводу. Да и не умирать тут, похоже, надо, а надо что-то совсем другое.

— Я готов, Аико. Что необходимо для того, чтобы начать это самое восхождение по «психофизиологическим» уровням. Где тут у вас первая ступенька? Проведите меня к ней.

— Ах, мой милый Белый Ферзь, — словно подтрунивая надо мной, с улыбкой сказала Аико, — но хорошо ли вы понимаете, что процесс инициализации необратим. Вы входите в него человеком, а выходите люденом. А эти существа отличаются друг от друга гораздо больше, чем человек отличается, например, от обезьяны. Человек — это в некотором смысле «гусеница», а люден — это «бабочка». Человек — это все еще высшее животное и физиология у него подобна физиологии животных. Люден же ничего общего с животной физиологией уже не имеет. Это живая, бессмертная, сознательная энергия-материя, правда, обладающая уникальной индивидуальностью. Но… чтобы родился люден, человек должен умереть.

В это время глайдер пронесся невдалеке от нас и луч солнца, отразившись от его корпуса ударил мне в лицо. Я зажмурился и прикрыл глаза козырьком ладони.

— И сказали мне, что эта дорога ведет к океану смерти… — тихо произнес я.

Неожиданный порыв ветра вдруг поднял листву, собравшуюся на площадке от висячих садов, закружил ее маленьким смерчем и понес к нашему столику, но, немного не дойдя до нас, ослабел и опал.

— Но не внял я советам благоразумных и осторожных, — так же тихо сказала Аико, — с полпути повернувших назад, заблудившихся на глухих, кривых, окольных тропах. Я набрался решимости умереть и с молитвой отправился в путь, и эта дорога привела меня к океану Бессмертия…

— Хм…, — я с улыбкой взглянул на нее, — помниться, там было другое продолжение.

— Вы предпочитаете то продолжение? — спросила Аико, тоже улыбаясь.

— Ну, уж нет… ваше мне больше нравится.

— Тогда, мой верный рыцарь, приезжайте послезавтра в институт, часов в десять утра… Вас встретит отец. Он тоже хочет с вами поговорить и заодно посвятит вас в тайны нашего рыцарского Ордена.

— Шпагу с собой брать? — невинно спросил я.

Мы рассмеялись.

— Шпага, Максим, я думаю, вам не понадобиться. А сейчас мне пора, — сказал Аико, поднимаясь.

Я тоже поднялся.

Аико сделала шаг ко мне, и взяла мои руки в свои, и заглянула мне в глаза. Я заглянул в ее глаза и вдруг почувствовал как безмерные любовь и нежность затопляют все мое существо и почти разрывают мне сердце…

— Вы дороги мне, Максим…, — тихо произнесла Аико. — Мы стоим на пороге Нового Мира, и я хочу войти в него вместе с вами… Я потеряла вас в прошлый раз, и я не хочу, чтобы это повторилось снова… Я… — она опустила голову и, не договорив, повернулась и быстро пошла к прозрачной шахте вакуумного лифта.

Я потрясенно смотрел ей вслед.

(Тот же день, вечер)

И снова я сидел в кресле у распахнутого почти во всю стену окна, смотрел на алые неровные полосы облаков на горизонте, на объятые мягким вечерним солнцем вертикали тысячеэтажников и пытался осмыслить все потрясения последних дней. Калям мирно дремал у меня на коленях.