Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади

Обратимся к показаниям Владимира Дремлюги. Он утверждает, что поверил сообщению израильского радио об интернировании Дубчека. Это его субъективное убеждение, по его показаниям, укрепилось еще и тем, что в печати перестало упоминаться имя первого секретаря ЦК КПЧ вплоть до 27 августа, а события, которые составляют фабулу обвинения, произошли 25 августа. Таким образом, добросовестность сложившегося у подсудимого убеждения можно объективно понять и объяснить, а появление соответствующего лозунга никак не свидетельствует об умысле на распространение заведомо ложных сведений.

Против Владимира Дремлюги выдвинуто и второе обвинение — это активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок и повлекших нарушение работы транспорта. Первое, что я хотел бы отметить по этой части обвинения, — это то, что формула обвинительного заключения не вполне соответствует закону, то есть ст. 190-3 УК РСФСР.

Если в законе в качестве одного из необходимых признаков данного преступления установлены определенные и конкретные последствия, а именно: совершившийся факт нарушения работы транспорта, то в обвинительном заключении применена расплывчатая и не поддающаяся точному определению формулировка о так называемой «ненормальной работе транспорта». Что такое «нормальная» работа и что такое «ненормальная», обвинение не объясняет и объяснить не может. Между тем в деле не имеется достаточных данных, свидетельствующих о том, что в результате действий подсудимых на Красной площади была остановлена хотя бы одна автомашина.

Здесь необходимо дать более развернутый анализ доказательств обвинения, поскольку показания подсудимых и ряда свидетелей по этому вопросу разошлись. Подсудимые, давая свои объяснения, не предприняли ни малейшей попытки отрицать факты, легшие в основу обвинения по ст. 190-1 УК. В то же время они категорически отрицают какую-либо свою причастность к действиям, которые могли бы быть расценены как нарушение общественного порядка, повлекшее ненормальную работу транспорта.

Товарищ прокурор, оценивая их показания, видимо, имел повод говорить о незрелости их политических суждений, однако незрелость суждений и связанное с нею личное недоверие обвинения к подсудимым не дает права товарищу прокурору обвинять их в лжесвидетельстве и не освобождает товарища прокурора от обязанности подробно и объективно анализировать показания подсудимых. Кроме показаний подсудимых, в деле мы встречаемся с показаниями двух групп свидетелей. Первая группа, которая обвинением была выделена еще на предварительном следствии, состоит из служащих известной вам воинской части, а также работников милиции. Если товарищ прокурор ставит под сомнение показания подсудимых, то у меня есть основания просить вас одинаково критически отнестись к показаниям свидетелей обвинения. Из материалов дела видна одна особенность в поведении этих свидетелей. В тот момент, когда происходили описанные в обвинительном заключении события, свидетели эти не просто выразили неприязнь к тем лозунгам, которые они увидели, но и сочли своим долгом задержать подсудимых и доставить в милицию, то есть действовать как представители власти. Это обстоятельство достаточно серьезно, потому что если действиями хотя бы одного из них причинен какой-либо вред задержанным, то вполне естественно допустить, что эти свидетели становятся прямо или косвенно заинтересованными в исходе дела.

Для устранения противоречий следует обратиться к незаинтересованным, объективным показаниям тех свидетелей, которые не являются ни родственниками, ни знакомыми той или другой стороны.

Так, свидетель Ястреба дала показания, идентичные с показаниями подсудимых. Она подтвердила, что подсудимые вели себя на тротуаре Лобного места с подчеркнутой корректностью. Их спокойствие было намеренным и, как они сами утверждают, заранее запланированным. Далее Ястреба подтвердила, что никакие лозунги подсудимыми в действительности не выкрикивались. Разговор их с собравшимися гражданами был спокойным — настолько спокойным, что свидетель, хотя и находилась в непосредственной близости от подсудимых, не могла расслышать из этих разговоров ни одного слова.

По делу допрошен также свидетель Леман, который рассказал, что, будучи случайно задержанным гражданами в штатском, он подвергся с их стороны насильственным действиям. Леман относится к той категории людей, которые не разделяют взглядов подсудимых.

Судья: Вы знаете, что обвинение предъявлено подсудимым не за взгляды, а за конкретные действия.

Монахов: Леман не проявляет ни малейших симпатий к подсудимым. Находясь у Лобного места, он не мог допустить таких поступков, которые бросили бы на него тень. Тем не менее он подвергся задержанию и побоям, что объективно подтверждает показания подсудимых о применении к ним побоев и насилия.