Калерия Карловна перевернула вверх дном графин, но оттуда не вытекло ни полграмма. Оказывается, пока она говорила, рука ее то и дело тянулась к рюмке, которую перед тем сама же своевременно наполняла. Она поставила опустевший графин на стол, встала и подошла к буфету. Когда она вернулась к столу, в руке у нее было розовощекое яблоко. Калерия поднесла яблоко почти вплотную к паучьей морде.
— Кто первый прочитает скрытые под паутиной слова, тот и станет управлять миром. — В глазах ее заиграл огонь. — Надеюсь, ты понимаешь, что это значит? Это значит — людишкам скоро придет конец. — Закатив глаза от восторга, она тыкала в арахнида яблоком. — Мы покроем мир паутиной, и он вновь будет принадлежать паукам. И я… то есть мы с тобой в этом новом паучьем мире станем главными… станем единственными… станем теми, кто… В общем, сам понимаешь, кем мы с тобой тогда станем. — Калерия вдруг сделалась строгой. Эйфория ее ушла, сменившись будничным, деловым настроем. — Завтра мать Вепсаревича пойдет в больницу навещать сына. Я с ней передам это яблоко, ну, вроде бы как гостинец. Здесь на черенке дырочка, внутри черенок пустой. Ты в него завтра спрячешься и в яблоке проникнешь в палату. А там уже сам прикидывай, судя по обстановке. Ты же у меня умница, Карлуш
— Предлагаю назвать операцию «Троянский конь», — важно сказал представитель несгибаемого племени арахнидов, будущий его повелитель.
— Называй, как хочешь, для меня главное — результат. И нельзя, чтобы нас в этом деле опередили.
Глава 5. Кто не дружит с кипяченой водой
Ванечка, Иван Васильевич Вепсаревич, уже третью неделю мучался в ИНЕБОЛе, что в переводе на нормальный язык означало: Институт Неопознанных медициной Болезней. Мучался он вдвойне — во-первых, от неизвестности, а во-вторых, от назойливых визитов врачей, слетавшихся на его болезнь, как осы на малиновое варенье. Вот и сейчас, услышав шарканье и шум в коридоре, он заранее приготовился к унижениям. Дверь открылась, запахло спиртом. На пороге стоял главврач; из-за толстой его спины выглядывали чьи-то очёчки.
— Вы, Вепсаревич, лежите, вы у нас уникум, раритет, лично я бы к вам и скальпелем не притронулся, в смысле вашей редкой болезни, даже если бы знал причину. — Главврач вплотную подошел к койке, запах спирта сделался гуще. — Его от нас Военно-Медицинская академия хотела переманить. — Главврач теперь обращался к своему невзрачному спутнику, человеку в очках и с усиками на высохшем, испитом лице. — Только им с нами тягаться слабо, у них руки чуточку покороче. — Главврач подмигнул Ивану Васильевичу и, низко наклонив голову, обдал его спиртовым настоем. — А что, уникум, как вы насчет этилового? Дерябнете с нами по полмизинца? Знакомьтесь, это Володька, мой, так сказать, коллега, он тоже по медицинской части. Можете звать его просто Вольдемар Павлович, он не обидится. Я чего его сюда притащил: вас живьем показать — для этого; он же, фома неверующий, не верит, что такое бывает. Думал, я лапшу ему на уши вешаю, он мне даже коньяк проспорил. Кстати, Вова, с тебя коньяк. Сам побежишь или я практикантам свистну? — Главврач радостно потер руки, распахнул на себе халат и извлек из кармана брюк плоскую пластмассовую бутылку.
Иван Васильевич судорожно сглотнул, он представил ядовитое жало в горле, вывернутый наизнанку желудок, вонючие грязно-желтые пятна, расползающиеся по постели. Повертел головой, отказываясь.
Но главврач уже отвинчивал пробку, опрокидывал бутылку в стакан, стоявший тут же, рядом, на тумбочке, а Володя, Вольдемар Павлович, разворачивал носовой платок со спекшимся бледно-желтым сыром.
— Давай, давай, Вепсаревич, главврач я здесь или кто? Сегодня можно, сегодня я разрешаю. — Как-то сразу он перешел на ты, навалился тяжелым боком на Ивана Васильевича и вложил ему стакан в руку. — Вот сдам тебя в июле в кунсткамеру, тогда уж точно — никакой выпивки. Будешь вместе с двухголовым теленком школьников пугать на каникулах. Так что — пей, пока разрешают. Пей и сырком закусывай. Про кунсткамеру — это такая шутка.
Иван Васильевич скрючился на койке стручком, зажмурился и скорым движением опрокинул в себя стакан. Ожидая ножевого удара, он напрягся, как осторожный боксер, полностью отключил дыхание и прислушался к своему организму. Организм молчал — наверно, хотел добавки.
— Иван… — Человек по имени Вольдемар мялся, не зная, как к Ванечке подступиться. — Вы… Вам… У вас… — Наконец он принял на грудь свою порцию огневой жидкости и выпалил на одном дыхании: — Бородавки мы в детстве ниточкой удаляли. Берешь ниточку, затягиваешь бородавку петлей — покрепче, покуда терпишь, — утром просыпаешься, а она отсохла.