Полдень, XXI век, 2009 № 05

Воевода принял нежданного известника в своей опочивальне. Со страхом смотрел Тришка на великана Лихо, что был на голову выше даже Опричника. Одноглазый сидел в одной ночной рубахе на краю своей гигантской постели, и его поросшие рыжим курчавым волосом икры возвышались над домовым, словно каменные столбы царских палат, невесть зачем обернутые звериной шкурой. Единственный целый глаз воеводы сверкал недоброй зеленью, а пустая глазница второго темнела, будто вход в пещеру Горыныча.

— Ну, чем порадуешь? — глухо пророкотал Лихо, вспугнув стайку летучих мышей, примостившихся было на ночлег под самой стрехой воеводиной опочивальни. — Говори, да только всю правду. Мне недосуг возиться со всякой подовой нечистью.

— Прости, великий воевода, — залебезил Тришка, — что беспокою пустяками, не достойными твоего слуха…

— Короче! — грозно рыкнул великан.

— Спешу доложить тебе, — зачастил домовой, — что нонче явился в Магов-град чудо-богатырь Иван-Дурак, в Заповедном свитке предсказанный…

— А ты почем знаешь, что это именно чудо-богатырь, а не самозванец? — настороженно спросил его Лихо.

— Так ведь писано, славный воевода, что явится чудо-богатырь единожды, а будет его вдвое…

— Ты чего молотишь, бес! — озлился воевода. — Как это «явится единожды, а будет его вдвое»?!

— Так ведь он ЧУДО-БОГАТЫРЬ, — пояснил Тришка. — Чудо зовут Дураком, а богатыря — Иваном, получается — Иван-Дурак, единый в двух лицах…

— Перун вас разберет, навьих детей, — отмахнулся от Тришкиных пояснений воевода. — Где он теперь, этот твой чудик?

— У вдовы Василисы на постое, — незамедлительно ответствовал Тришка.

— Это у какой Василисы? — спросил удивленно Лихо.

— У Премудрой, славный воевода, что на отшибе живет…

— А-а-а, — облегченно протянул воевода, — я уж думал, вы, крапивное семя, свели вашего Дурака на радостях к царской полюбовнице… Хе-хе-хе… Вот был бы сюрприз старику…

Тришку от такой фамильярности в отношении правящей особы аж передернуло, но он предпочел подобострастно хихикнуть.

— Ступай, домовой, — посуровел вдруг Одноглазый. — О нашем разговоре никому ни слова, тем более писарю своему… Проболтаешься — на кипарисовый кол посажу!

Воевода кивнул верному своему Опричнику, молча подпиравшему косяк, и тот, подхватив Тришку двумя пальцами за шкирку, вынес его за порог. Оказавшись на свободе, домовой со всех ног припустил к приказной избе.

Наутро, едва пропели третьи петухи, Недотыкомка растолкал Тришку, сладко спавшего в холодной печи после ночных приключений.

— Вставай, вставай, нечистый, — приговаривал писарь, тряся домового за мохнатое плечико.

— Чего тебе? — пробормотал сквозь сладкую зевоту Тришка.

— Чего, чего… На службу пора! — окрысился Недотыкомка.

Домовой вылез из печи, недобро щурясь на проникавшие сквозь узкие оконца солнечные лучи.

— Рано еще службу служить, — пробормотал он. — Я ж не людин какой-нибудь, мне Ярилин свет без радости…

— Некогда от солнца красного таиться, — сказал Недотыкомка. — Василиса горлицу прислала… Явились ни свет ни заря дружинники Лиха и увели богатыря… И как только дознались, — сокрушенно покачал головой писарь. — Ты вчера никому про Ивана-Дурака не сказывал?

— Что ты, что ты, — поспешил заверить его Триш км, весь трясясь от страха.

— Ладно, верю, — медленно проговорил Недотыкомка, задумчиво почесывая в вихрастом затылке. — Чтобы вое пода там ни удумал, — продолжал он, — мы должны это использовать в интересах дела…

Тришка с готовностью кивал своей шерстистой остроухой головенкой, слушая, что придумал писарь, и дивясь его хитроумности.

— Сделаешь в точности, как я велю, — сказал Недотыкомка, изложив своему помощнику задуманное, — я тебя своими милостями не оставлю. Станешь главным писарем Тайного приказа, будешь жить в палатах, и прислуживать тебе будут все кикиморы и все шишиги…

«Эка, вознесся, — думал Тришка, глядя на полыхающее румянцем самодовольства лицо писаря, — а ну, как донесу воеводе, возьмут его дружинники на кулачки да палки, небось по-другому запоет…»

— Все понял? — спросил Недотыкомка, оборвав свои обещания на полуслове.

— Как не понять, — пожал узенькими плечами домовой, — дело нехитрое. Лишь бы послушался меня богатырь-то… Он сейчас, после ночи с Василисой, небось совсем одурел, дело молодое… Влюблен-с… Сам знаешь, какова Василиса, когда в ударе…

— Да уж… — как-то не очень весело отозвался писарь.

Тришка подумал, что не так гладко прошло у приказного с Василисой, как тот после похвалялся, и усмехнулся про себя, дескать, знай наших.

«Василиса ведь наполовину нашего, навьего, племени… Как-никак, волхованка…»

3

Сива-Бурка, вещая каурка,

встань передо мной, как лист перед травой…

Древнее коневодческое заклинание