Полдень, XXI век, 2009 № 02

За окном совсем стемнело. Я выглянул на балкон — туман совсем рядом; Справа над крышами небо ясное, звезды помигивают, а слева — глухо, ни стоянки бывшей автомобильной не видно, ни реки. Самого тумана не видно, я ж говорю — когда внутри него, его не замечаешь. Просто детали исчезают, предметы. Сначала те, что подальше, потом и ближние.

— Смотри! — дернула меня за рукав Юлька и показала в сторону той двенадцатиэтажки, что за дорогой.

И в самом деле, с крыши прямо в небо луч света бьет. Туман-то не сильный еще, так в нем луч этот хорошо видно — толстенький такой, желтоватый.

— Прожектор, что ли, кто поставил?

— Ага, прожектор! — возразила Юлька. — Свету две недели нет. От аккумулятора запитался?

Она иногда у меня очень технически грамотная бывает, Юлька-то. Я бы не сообразил, что аккумуляторы с брошенных машин можно для освещения использовать, а она — пожалуйста. И тут меня пробило: фонарик же где-то у нас был! Хороший фонарик на три батарейки в длинной ручке. Если не сели окончательно за те полгода, что прошли с последнего раза, когда мы его доставали, то им запросто помигать можно!

Нашел я его (в письменном столе оказался, в нижнем ящике), вышел на балкон и тоже вверх посветил. Смотрю, луч с двенадцатиэтажки дрогнул и в нашу сторону опускаться начал. Ну, и я навстречу. Соприкоснулись, пересеклись, крест в тумане сделали. Вроде как руки на прощание пожали. Уж на что я не сентиментальный, и то слезы на глазах навернулись, а Юлька — та вообще расшмыгалась.

Минут через пять плохо стало видно второй луч. Я тогда и свой выключил. В случае чего, остаток батареек нам еще пригодится.

— Ну что, — говорю, — так и будем на ногах рассвета ждать? Иди, — говорю, — постель стели!

«Лампу Аладдина» я на стол выставил, еще раз на свое рукоделье порадовался. Хорошо горит — еще лучше, чем раньше. Язычок пламени ровный, высокий, и не желтый, как в предыдущее время, а почти белый. Видать, что-то есть такое в тумане, что наши ученые определить не смогли, — на процессе горения, во всяком случае, это явно отражается.

Лег, обнял Юльку, а ноги холоднющие у нее, прямо ледяные.

— Ты чё, замерз, малыш? — спрашиваю.

— Чё-то маленько, — отвечает. — Зато ты у меня, как батарея!

— Такой горячий? — спрашиваю.

— Такой ребристый!

А сама хихикает, рада, что купила меня в очередной раз на старый прикол.

Тут я посмотрел на светильник — мать честная!

— Юлька, — говорю, — глянь! Красота какая!

А и верно, красота! Комната, что еле-еле нашим «ночником» освещена была, будто паутиной золотистой затянута стала. Не равномерной сеткой, а именно, что паутиной: возле огня погуще отблескивающие нити, а к стенам пореже. И видно, что они подрагивают, выгибаются, двигаются. Когда зрение привыкло, стало понятно, что не нити это, а просто отблеск света в гранях кристаллов, из которых воздух состоит. Они разные по размеру, кристаллы, и на месте не висят, а поворачиваются, медленно скользят к огню, уменьшаясь в размерах, рядом же с ним, нагревшись, поднимаются вверх и распускаются в стороны по потолку, медленно дрейфуя к стенам и набухая.

— Может, погасим огонь, от греха подальше? — Юлька спрашивает. — Оно красиво, конечно, но не по себе как-то…

Я спорить не стал, хотя еще бы посмотрел — уж больно чудно и завлекательно это выглядело. Встал, прикрыл горящий фитилек тарелкой. И полная темнота настала. Вообще — хоть глаз выколи. На ощупь пробрался к дивану нашему, нырнул к Юльке под одеяло.

— Спать хочешь? — спросил.

— Если только маленько, — отвечает.

Я обнял ее, прижал к себе и прошептал в ухо:

— Я тебе песенку тогда спою…

И начал тихо-тихо: «Спи моя Юлька, усни-и-и! В мире погасли огни-и-и, звери уснули в саду-у-у, рыбки уснули в пруду-у-у…»

Пою, а сам думаю: каково сейчас тем космонавтам, которые на МКС? Каково это вообще — смотреть, как гаснут на Земле под ними город за городом? Каково это — знать, что совсем скоро, возможно, только они одни и останутся? Что они там будут делать: без связи, без смены, без дополнительных поставок воздуха, воды и пищи? Решатся опуститься на свой страх и риск — в туман? В неизвестность?

Юлька, не успел я допеть и второго куплета, задышала сонно и размеренно. Но очень редко. И я понял, что могу почти совсем не дышать. Просто лежать и смотреть в темноту. Ведь если свет погашен, должен подняться занавес. И тогда начнется второй акт, которого я давно жду.

Личности, идеи, мысли

Светлана Бондаренко Хроники «Обитаемого острова»