Полдень XXI век 2009 № 04

— Послушай, чего. День, ведь, как говорится, год кормит. Мне надо уйти в себя. Для народа и истории. То, что я в нынешние плодотворные месяцы не сотворю, в старости десятилетиями не наверстаешь.

Понятливая супруга всплеснула руками и нашарила в тумбочке валокардин, почуяв, что в обозримом будущем денег на новую стиральную машину не накопить и помощи по даче от благоверного не ждать. Но Матвей Иванович отнёсся к семейному бюджету весьма щадяще. Учтя былое фиаско крупных форм, он переключился на малоёмкие поясные портреты и отдельные головы на постаментах.

К властям решил больше не соваться. Осень ушла на изготовление головы Феликса Эдмундовича Дзержинского, которая оказалась неуловимо похожа и на голову Михаила Иваныча Калинина, да и почему-то на лик скандального писателя Лимонова. В сумерках по первому снегу он погрузил изваяние на санки и отвёз в городской сквер, где взгромоздил на давно пустующий кирпичный постамент от довоенной «Девушки с веслом». Новая скульптура простояла дней пять, после чего неустановленные пьяные россияне свалили её на землю и ногами закатили на край сквера к жутковатому Лущихинскому оврагу, куда и сбросили в грязь и коричневый бурьян, скрывавший нагроможденье тяжёлых острых железяк.

Узнав о происшествии, Венчальников попил водки. Немного, недели три, а затем вновь взялся за работу. Теперь он решил украшать родной город и приобщать земляков к прекрасному комплексно. К весне, когда по паркам сгребли в терриконовые кучи и сожгли прошлогоднюю листву вместе со всем зимним хламом, а стволы бодренько вымазали известью, у скульптора были готовы пять разных портретов. Места он высмотрел и приготовил заранее. Вывозил творенья на предательски скрипевшей тележке, бывшей некогда детской коляской, всю ночь. И утром город ахнул: бюсты розового цвета (запасов иной краски в заметно обветшавшем гараже не нашлось) обосновались и в сквере, и перед входом в парк культуры, и в самом парке, и непосредственно на треугольной центральной площади прямо под окнами кабинета Свирида Петровича Владимирова.

Неприятность приключилась днём. Точнее, не одна неприятность, а целая зловредная череда. Выспавшись и с удовольствием отобедав жёниным борщом (чтобы как-то обеспечить будущее семье и одержимому вдохновением безденежному ваятелю, супруга спешно продала родительский дом в деревне Лыткино), сытый Матвей Иванович отправился по точкам с ведром раствора. Он вознамерился зацементировать основания под всеми бюстами и головами, чтобы наверняка застраховаться от повторения Лущихинского овражного синдрома.

Но как раз во время работы над постаментом Иосифу Виссарионовичу на него напали четверо идущих с митинга хорошо одетых оголтелых тёток с трёхцветными флагами. Обозвали краснокоричневым, потребовали ради свободы и демократии убрать глиняного душегуба и, получив в ответ от Венчальникова проповедь о необходимости сохранения в памяти народа всей исторической правды целиком, отлупили скульптора древками знамён.

Устав бороться за демократию, но пообещав возвратиться с бульдозером, фурии оставили место схватки. Вздрюченный Матвей Иванович переместился в парк к голове Никиты Сергеевича Хрущёва. Здесь его уже поджидали несколько мордоворотов в чёрных рубахах. Внимательно изучив белобрысую внешность автора и огорчившись отсутствием в ней цыганско-еврейских черт, парни всё-таки ради профилактики умело наваляли Венчальникову по физиономии и по почкам, наказав на прощанье в тот же день убрать из общественного места ненавистный лепной портрет Егора Гайдара. Пытаясь подняться, упираясь в бордюр локтями и мельтеша каблуками по влажному газонному чернозёму, скульптор попробовал объяснить ультрапатриотам, что перед ними вовсе не Гайдар, но дыхание ещё не восстановилось и объяснения не произошло.

Нужно ли говорить о том, что Матвей Иванович, перепачканный землёй, с разбитым носом, с оторванным рукавом, отказался от просмотра и фундаментной доработки других изваяний. Но, доплетясь до центральной площади, он не мог не остановиться, чтобы передохнуть возле собственноручного, мощного, будто вырастающего из бетонных плит, торса Петра Великого.

Тут-то его и повязал ОМОН, вызванный Свиридом Петровичем. Местный руководитель культуры до глубины души был возмущён как самоуправством доморощенного скульптора, так и его упорным нежеланием дать хоть какую-нибудь взятку. Всё время экзекуции Свирид Петрович величаво провёл у широкого окна второго этажа, скрестив руки на груди и сурово наморщив широкий лоб, плавно переходящий в блестящую лысину.

5

Выйдя из больницы, Матвей Иванович предстал перед земляками посвежевшим, приободрённым. Только настороженность мелькала во взгляде чуть чаще обычного да островок не-сбриваемой соломенной щетины вокруг бородавки на левой щеке вдруг сделался седым.