Полдень, XXI век, 2010 № 03

— Я с этим разберусь, ничего страшного. Нормальная текучка кадров…

— Ваца!

— Сделайте ксерокопии документов, — бубнит он себе под нос. Я бью его кулаком в грудь, кулак проходит насквозь.

— И не забудьте переправить мне по факсу!

Я расплакалась на полу, спиной к плите, а муж так и топтался по мне, пока готовил.

Забеспокоился он вечером. Позвонил родителям.

— Я здесь, — твердила я, пока он говорил по телефону. — Здесь, здесь, просто обернись. Не тревожь маму.

Не находил себе места полночи. Я слышала, как он говорил со мной вполголоса. Только не уходи, говорил он, только вернись. Очень тихо. Пил кофе, не спускал глаз с сотового, нервно курил на лестничной клетке. Лег, оставив входную дверь приоткрытой.

— К тебе же могут прийти грабители, — говорю я, ходя взад-вперед по комнате. — Закрой дверь, балбес. Заходи кто хочешь, да? Закрой дверь, я же здесь, здесь, здесь…

Не слышит.

Я хвостиком бреду по пятам, куда он не идет искать меня. В парки, в мои любимые кафешки, в библиотеку, на кладбище. Я здесь, твержу я, только обернись. Он оборачивается, но смотрит сквозь меня.

В Книге Книг сказано: мертвые будут рядом с живыми, пока те любят их. Про такое там ни слова. Я рядом с ним. Но для него я ушла.

В какой-то момент он все-таки устал и отчаялся. Перестал искать.

Сгорбился на скамейке.

— Утопиться, что ли, — говорит он тихо. — Зачем это все…

— Не смей, — говорю я. Я сижу на дорожке перед ним. — Ты простужен и небрит. Зачем твоему отцу вечно небритый сын-возвращенец?

— Стаска.

— Я здесь.

— Зачем ты ушла?

Молчу.

— Ты обещала не уходить. Ты же обещала.

— Я здесь.

Дождь переходит в ливень и снова в дождь. Парковая дорожка изгибает позвоночник, по ней стелется вечерний туман, и я чувствую запах цветов. Но я обещала не уходить. Я же правда обещала.

— Я понимаю, что ты не виновата. Ты тоже не знала.

— Ваца.

Один за другим зажигаются рыжие фонари. Не припомню их в этом парке.

— Мне хочется уйти за тобой.

Что за подростковый максимализм, Ваца? Не подозревала его в тебе. Не глупи. Вернись, поешь, согрейся, образумься. Смерть только в книжках такая красивая.

— Я знаю, что ты этого не хотела бы.

Деревья растут ввысь и вширь и сдвигают головы, и дождь вокруг встает серой стеной. Голова кругом. Ваца, я здесь, я все еще здесь.

— Стаска…

Думаю, прижав прохладную мокрую ладонь ко лбу. Такое чувство, будто у меня температура, странно. Мостовая горбатой улочки очень холодная, пробирает до костей. Ваца смотрит сквозь меня, а за его спиной лестницы рассекают каменные стены, растут вверх, тянутся к висячим садам на крышах…

Смерть — это все-таки точка, вспомнила я. Мертвые не меняются.

— Я люблю тебя.

— Нет, подожди. Это не я, Ваца. И не любовь. Всегда одна и та же — это не я прежняя. Только память. Понимаешь?..

Кажется, я сама не очень понимаю. Температура.

У тебя почти ночь, вернись домой, поешь, укутайся в плед, аспирин там на полке, теплые носки… позвони моей маме утром. Температура. От запаха камня, дождя и цветов кружится голова, фонари гаснут — здесь скоро рассвет.

Лето заканчивается, и с ним, кажется, мое короткое бессмертие с тобой.

Мне пора, Ваца.

ЕЛЕНА ГАЛИНОВСКАЯ Игра Рассказ

С чего началось

Женщина пришла домой, медленно сняла пальто, переобулась и села на кухне рядом с мужем.

— Тут есть одна вещь… — сказала она.

Ее звали Вера, его Гек.

Гек не оторвал взгляда от газеты.

— То, что одна, — это хорошо?

— Мы не в ссоре?

Гек вздохнул. Ему совсем не хотелось бесед.

— Хорошо, тогда другой вопрос: нам нужны деньги?

Гек, наконец, посмотрел на жену поверх очков.

— Интересное начало. Оригинальное.

— Да перестань ты! — Вера махнула рукой. — Здесь можно попробовать Зику…

Гек знал свою Веру. Он встал и вышел из кухни. Потом он вернулся, забрал газету и опять ушел.

Женщина сначала растерялась, но потом собралась с духом и пошла за мужем в комнату.

— Нет, ты не дослушал… Пятьсот тысяч…

— Продолжай, дорогая, ты мне не мешаешь, — он сидел теперь на диване.

— …Это не реклама йогуртов, — она подсела к нему. — Это даже немножко здорово… игра. Конкурс. А где Зика?

— Гуляет.

— Хорошо… Объявление было по телевизору — я на работе увидела. Случайно…

Она влезла с ногами на диван. Ей было неприятно и чего-то стыдно. Но это только подхлестывало маленький азарт.

— За что награда? — спросил Гек без особого интереса.

— За вундеркинда. Если победит, — Вера слегка развела руками. — Я понимаю, ты считаешь все это ерундой… — Она, не мигая, уставилась в стену.

Азарт вдруг исчез. Она оглядела комнату, случайно встретилась глазами с отражением в зеркале.

Зику, которого звали на самом деле Тимом, они с мужем очень любили. Но в борьбе с собой и с обстоятельствами сын тянул на дно. Бывают люди, похожие на апельсиновые деревья: одни их ветки еще цветут и не замечают, что на других уже зреют плоды…

Гек пошевелился:

— Это не ерунда. Это из другого измерения. Не нашего…

— А-ван-тю-ра, — сказала Вера и слезла с дивана. — Ай-ай-ай, детей нехорошо втягивать в авантюры. — И она пошла в спальню.

— Конкурс европейский, — крикнула она оттуда.

— И Европа полна дураками, — пробурчал Гек и поежился на диване.