Замечательно, что знакомство с Дмитрием Ивановичем Менделеевым не прекратилось после роспуска комиссии. В конце восьмидесятых и начале девяностых годов позапрошлого века великий учёный неоднократно посещал аптеку Пеля, а верней — химическое производство, располагавшееся внутри квартала. И если в распоряжении доктора действительно имелся гомункулус, то не исключено, что Дмитрий Иванович знал о его существовании. С кем ещё мог поделиться такой тайной доктор Пель, как не с крупнейшим учёным, материалистом до мозга костей, который тем не менее никогда не отбрасывал с ходу ни единого предположения, как бы еретически оно ни выглядело. Будь иначе, разве стал бы Менделеев ходатайствовать об организации комиссии по изучению медиумических явлений?
Так и представляется, что какой-нибудь любитель дешёвых сенсаций немедленно возопит:
— Ах, так Менделеев не делал никаких открытий, он спёр их у гомункулуса, сидящего в колбе доктора Пеля!
Вынужден разочаровать любителей жареных сплетней. С Пелем Менделеев познакомился в 1875 году, но регулярно стал появляться в аптеке лишь в конце восьмидесятых, в то время как Периодический закон был открыт в 1869 году. Основы теории сольватации заложены в докторской диссертации, защищённой в 1865 году, и даже уравнение Менделеева-Клайперона увидало свет в 1874 году. То есть все крупнейшие работы Дмитрия Ивановича были сделаны до его знакомства с Пелем. Вопрос ставится иначе: почему, если предположить, что Менделеев видел гомункулуса и беседовал с ним, он не сделал после этого новых великих открытий?
Вот тут-то и приходится вспомнить, что алхимия — наука гуманитарная, нравственная составляющая в ней доминирует над всеми остальными. Кому как не Менделееву понимать, что открытие можно считать состоявшимся, только если оно выстрадано всей предыдущей жизнью? Для алхимика те или иные естественно-научные знания не являются самоцелью, он пользуется сведениями, полученными от искусственного человечка, и тут же отбрасывает их, как использованный одноразовый инструмент. А швырнуть в общество томом синтетических откровений, до понимания которых наука ещё не созрела, по меньшей мере непорядочно. А что происходит, когда непорядочный человек хватается за алхимию, мы уже знаем.
И последнее… Гомункулус, будучи рождён алхимическим искусством, несомненно, будет пользоваться родной для него терминологией и исходить из тех философских представлений, что породили его. С чего бы, спрашивается, ему менять парадигму? Раз гомункулус создан, значит, старые методы работают и не потеряли актуальности. А если кто-то всерьёз полагает, что современная терминология и сегодняшние научные представления отражают абсолютную истину и уже никогда не изменятся, то подобного специалиста я бы не рекомендовал даже на должность лаборанта.
Однако мы отвлеклись. Рассказ об алхимии оборвался на том, что адепт получил гомункулуса и, пользуясь этим идеальным справочником, приступил к третьей, решающей стадии великого делания. Камень следует растворить в истинной ртути и, подвергнув раствор неким преобразованиям, получить материальный абсолют, истинное золото, обладание которым ставит мастера на один уровень с божеством.
Ох уж эти гуманитарные науки с их нечёткой терминологией! Мы знаем ртуть металлическую, приняли на веру существование ртути философской, а теперь, оказывается, должны изыскивать ртуть истинную, принципиально отличную от первых двух. Потом подбирать соотношение камня и ртути… Короче, вся работа начинается заново.
Об истинной ртути мы знаем ещё меньше, чем о философском масле. Большинство пишущих, даже серьёзные авторы, путают истинную ртуть с философской. А между тем, добавляя к камню избыток философской ртути, мы разрушаем его, вызывая акразию философских сущностей.
Не имея позитивных данных об истинной ртути, попытаемся узнать хотя бы что-то.
После ликвидации в 1927 году галенового производства, вспомогательные помещения аптеки Пеля использовались различными организациями, не имевшими никакого отношения к химии или медицине. В ходе плановых проверок на содержание ртути (меркуризация), которые впервые проводились в начале шестидесятых годов, было обнаружено, что в помещении, находившемся как раз под башней грифонов, содержание паров ртути в сотни раз превышает ПДК. В помещении были подняты полы — и под ними обнаружены разливы ртути. Ртуть стояла лужами, при демеркуризации были собраны десятки килограммов ядовитого металла.